ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Мода на невинность

Изумительно, волнительно, волшебно! Нет слов, одни эмоции. >>>>>

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>




  115  

– Они пойдут дальше нас, Антонио, поверь мне, намного дальше.

– Посмотрим, посмотрим…

– За удачу, Андреа!

– За удачу, Антонио!

Итальянцы сдвинули бокалы. На лицах застыло самодовольство и высокомерие.

Антонио Эскуразо вызвал своего секретаря и отдал распоряжение:

– Мигель, как можно быстрее переведи деньги вот на этот счет вот в этот швейцарский банк. Сейчас же этим займись.

– Слушаюсь, дон Эскуразо, будет сделано.

– И не медли.

– Хорошо.

Когда секретарь покинул кабинет, Андреа Бузони спросил Антонио Эскуразо:

– Ты доволен своим секретарем?

– Он мой родственник. В общем-то довольно расторопный малый, правда, инициативы маловато. А так ничего, старается.

– Это что, сын твоей кузины?

– Конечно, конечно, Лючии.

– Я ее помню. Интересная была женщина.

– Да, была… Но видишь, как все получилось?

И Лючию, и двух ее сыновей, и мужа, которого я не любил, – в общем, всю семью перестреляли, мерзавцы.

Один Мигель остался в живых, и то чудом.

– Знаю, знаю. Помню, как ты тогда был напуган, Антонио.

– Да что я? Все наши были напуганы. Я думал, что нашей семье войну объявили, а оказалось куда проще.

Сумасшедший маньяк, таких дел натворил.

– Да, я помню.

– Послушай меня, Андреа, – немного захмелев от шампанского, проговорил Антонио Эскуразо и подвинулся к своему приятелю.

– Я слушаю, Тони.

– Знаешь, Андреа, совсем мне не нравится этот русский, я не пойму, что у него на уме.

– Как это? Только что ты говорил…

– Мало ли что я говорил? А вот сейчас чувствую.

Меня еще мать всегда наставляла: Тони, слушай, что подсказывает тебе сердце.

– И что оно тебе подсказывает?

– А подсказывает оно мне, Андреа, что этого русского надо убрать.

– Как это убрать? А документация?

– Его надо будет убрать после того, как он отдаст дискету.

– Кому поручим?

– Скажи Карлуччи.

– Может не справиться. В последнее время он какой-то странный, вечно чем-то недоволен.

– Скажи, что я ему хорошо заплачу. И пусть он займется этим вместе с Гансом – так надежнее.

– Хорошо, Тони, скажу.

– И чем быстрее они это сделают, тем лучше. Думаю, этот русский не настолько глуп, чтобы продать документацию только нам. Он ее может всучить и колумбийцам, и мексиканцам, и китайцам. Так что лучше от него, Андреа, избавиться.

– А ты соображаешь, хватка у тебя железная, – А где бы я уже был, Андрея, не будь у меня этой хватки?!

– Это точно.

* * *

Савельев поднялся на двенадцатый этаж и прошел в свой номер. Поужинать он решил спуститься в ресторан. Но сперва Владимиру Владиславовичу страстно хотелось вымыться, переодеться во все чистое и только после этого отправиться на ужин. Он чувствовал, что вспотел во время визита к дону Эскуразо. Снимая галстук и стягивая с себя рубашку, Савельев подумал: «Ты такой же дон, как я Папа Римский. Как родился торговцем, так и останешься им до конца жизни. Но обманывать тебя я не стану, документацию ты получишь. А вот еще с двумя дискетами я поступлю по своему усмотрению. Может быть, мне мексиканцы и не заплатят девять с половиной миллионов, но миллиона за четыре» пять я продам дискеты. Так что у тебя, дон Эскуразо, скоро появится очень серьезный конкурент, и проблем у тебя не уменьшится. И спать ты будешь плохо. Уж это я тебе обещаю".

Савельев стоял под тугими, бодрящими струями душа.

В его сердце едва ли не с рождения была странная классовая ненависть ко всевозможным капиталистам и буржуям. И хотя он сам уже стал абсолютно таким же, только, может быть, еще более жестким и ненасытным, это чувство сейчас переполняло его душу.

Даже в этой он был настоящим русским.

* * *

Глеб Сиверов возвращался в квартиру, на которой его спрятал полковник Поливанов.

Он был внимателен и осторожен, выходил из дому один раз в день, вечером, и то лишь для того, чтобы незаметно пройтись по улицам, подышать свежим воздухом. Воротник его меховой куртки был поднят, лыжная вязаная шапочка надвинута на глаза. Пистолет он засунул за брючный ремень.

Глеб шел держа руки в карманах, глядел себе под ноги.

Во дворе дома было темно. Глеб поднял голову и взглянул на неосвещенные окна своей квартиры, вернее, не своей, а квартиры Геннадия Поливанова.

«Сколько мне еще здесь прятаться?» – в который раз задал себе вопрос Сиверов.

– Добрый вечер, – послышался знакомый голос.

  115