10 
Словом, вместо скромной голландской сдержанности Карл — как в том анекдоте — «растопыривал пальцы» и изображал из себя крутого бизнесмена, не хуже какого-нибудь подвыпившего москвича.
Все это очень противоречило образу «типичного голландца», который сам Карл обрисовал так:
— Знаете, мы, голландцы, живем в тисках своей религии. Протестанты! Это значит, что нужно много работать и мало тратить. Считается, купил «Мерседес» — дьявол уже близко!
— Карл, не отвлекайся! — прервала его словесный поток Инна. — У нас важное дело!
— О! — Карл мельком взглянул на адрес, списанный Светловой с обгоревшего конверта. — Это домбаржа. Очень изысканное место!
* * *
Домики-баржи, которыми были уставлены тесно, один к одному, каналы Амстердама, придавали городу удивительное очарование.
Баржу Марион Крам они отыскали быстро, ловко лавируя на крошечной Инниной машинке, идеально подходящей для тесноты амстердамских улиц.
Но им никто не открыл — скромный домик-баржа не подавал признаков жизни.
Зато на соседней кто-то упражнялся на саксофоне.
Они долго пытались привлечь к себе внимание.
Наконец этот «кто-то» недовольно прервал свои занятия. И, оказавшись при ближайшем рассмотрении довольно мрачным молодым человеком, хмуро ответил, что не интересуется жизнью своих соседей и потому полезным быть никак не может.
— Знаете, творческие люди, особенно музыканты, именно потому и выбирают баржи, чтобы им никто не мешал и они никому не мешали; выбирают такое жилье именно из-за уединенности… — извиняющимся тоном попытался объяснить свою нелюбезность саксофонист.
— Понимаю! — Аня кивнула. И вправду, мрачно-тоскливый его взгляд явно давал понять: «Уже и тут достали! С суши на воду перебрался — и тут покоя не дают!»
Саксофонист — понятно. Но почему такое место для жительства выбрала та, которую они намеревались проведать?
Вряд ли они узнают об этом, не повидав ее.
— Может быть, она уехала и скоро вернется?
— Может быть.
Но вечером, когда они, погуляв по городу, вернулись к дому-барже, им опять никто не открыл.
На следующий день повторилась та же история.
Кратко посовещавшись, они решили, что ждать далее не имеет смысла.
— Может быть, хозяйка в отпуске. Все-таки сейчас летнее время…
— Возможно.
— Я буду следить и, как только она появится дома, дам вам знать, — пообещал на прощание Карл.
И Аня с Инной Гец отправились обратно в Берлин.
* * *
Ночью город Амстердам освобождался от грязи.
А поскольку большую часть его площади занимали каналы, то очиститься для города — означало поменять в них воду… Лозунг «Чисто не там, где убирают, а там, где не мусорят!» не казался голландцам убедительным. Они предпочитали просто как следует убираться.
Город же предпочитал не следить за своими многочисленными вольнолюбивыми гостями и не омрачать их пребывание окриками «Не мусорить!», штрафами и контролем… Завсегдатаи его кафе-шопов вольны были делать все, что заблагорассудится, или почти все.
Но ночью городу нужно было привести себя в порядок перед новым днем.
И его многочисленные шлюзы работали изо всех сил, перегоняя воду каналов, замусоренную и застоявшуюся, в море, набирая вместо нее свежую, чистую, морскую.
Вода опускалась и поднималась, унося с собой следы дневных городских происшествий. В эту ночь темная, почти черная ее масса тащила за собой в открытое море тело моложавой светловолосой женщины.
Возраст неопределенный. На вид не старая. Но, как известно, моложавость — лишь маска молодости.
Впрочем, о ее лице судить было трудно: страшным, просто зверским ударом оно было превращено в кровавое месиво.
К тыльной стороне сжатой в кулак ладони прилипли остатки раскрошенного крекера.
От трупа, несмотря на пребывание в воде, исходил слабый, едва уловимый, но все-таки ощутимый запах миндаля. Женщина, судя по всему, следила за собой при жизни. Была ухоженная: на руках сохранился аккуратный маникюр.
* * *
Звонок Карла настиг Анну, едва она переступила порог своей московской квартиры.
— Есть новости! — сообщил он с места в карьер.
Оказывается, за то время, что Светлова добиралась из Амстердама в Берлин, а потом в Москву, голландская полиция выловила из воды тело Марион Крам.
Она была голландской подданной. Моложавой привлекательной женщиной сорока трех лет с признаками насильственной смерти.
10 
