Глава 11

«Вот чего не имеет право делать бывший возлюбленный — неверный возлюбленный! — так это появляться, пусть и много лет спустя, с такой сияющей, довольной улыбкой…» — Маша Крамарова, она же Марион Крам, хмуро рассматривала фотографию в газете.

То есть нет, конечно. Она нисколько не мстительна. Конечно, пусть неверный возлюбленный живет себе и дальше. Но выглядеть он обязан при этом значительно скромнее! Глаза должны быть опущены долу; грустное, желательно даже несчастное лицо. То есть чтобы было ясно: он прожил жизнь без нее, без Маши, и эта жизнь не удалась!

Бросил — да. И пусть! Предал, уехал, оставил. Со всем этим можно со временем свыкнуться и даже простить. Но узнать, что он нисколько об этом не пожалел ? И без нее неплохо прожил жизнь ? Ив общем-то, получается, оказался прав, что бросил, предал и уехал?

Узнать обо всем этом было, разумеется, выше всяких сил даже самой ангельски терпеливой и доброй женщине. А Маша Крамарова никогда к таким себя не относила.

Она не видела его много лет. Иногда ей казалось, что даже и не вспоминала.

Разумеется, это было не так.

Ибо все это время, все эти годы она тайно надеялась, что он пожалел о том, что сделал.

Она, Маша Крамарова, теперь Марион Крам — полноправная жительница Европы с обеспеченным будущим! А он? Кто он?! Затерянный где-то на просторах несчастной России, голодной и разворованной.

Ну, стоит ли говорить о том, что они поменялись местами? Иона в итоге одержала верх?

Иногда Маша даже это представляла: вот она едет в Россию раздавать гуманитарную помощь…

И вдруг в очереди протянувших за сгущенкой рук узнает его!

И!..

"Вот вам, Игорь Тегишев, тушенка, вот вам сгущенка! На черный день… Он ведь наступил, не правда ли? А не хотите ли взглянуть, как я живу в Амстердаме? Какой изысканный дом.., и как сама я замечательно сохранилась?..

Знаете, внешность женщины после сорока целиком зависит от степени ее обеспеченности. Тут у вас, в России, все тяготы жизни отпечатываются на лицах… И выражение его, и страдальческие глаза у женщины бывают такими, когда молодость проходит, будто она тащит невидимый миру тяжелый мешок или у нее все время что-то болит.

Не то что у нас, в Европе! До конца жизни порхаем с ясными моложавыми личиками…"

Такими вот тайными сладкими грезами Марион утешала себя на склоне лет.

Дело в том, что у Маши Крамаровой было не самое счастливое детство, а честно говоря, попросту несчастное.

И это постоянное ощущение собственной несчастности, как будто в глазах все время стоят слезы, и достаточно любого пустяка, чтобы они пролились, оставалось у нее потом довольно долго уже и в сознательной жизни.

  86