Последние отзывы

  50  

— С вами все в порядке? Надеюсь, они вам не повредили?

“Доброхот, — понял Костылев. — Наблюдал за дракой в окошко, а когда опасность миновала, выбежал предложить свою помощь. И соседа на всякий случай прихватил... Козлы”.

— Не повредили, — сказал он. — Все нормально. Спасибо.

Человек сделал странное движение, как будто хотел поднырнуть Костылеву под мышку — ну, вроде того, как санитарка, которую звать Тамарка, выносит с поля боя раненого бойца. “А я, молоденький мальчонка, лежу с оторванной ногой — зубы слева, глаз в кармане, притворяюсь, что живой...” Костылев отстранился и холодно посмотрел на доброхота. Впрочем, этот холодный взгляд пропал втуне — света из окошек едва хватало на то, чтобы разглядеть фигуры стоявших рядом людей.

В этом слабом, рассеянном свете Костылев видел, что доброхот немолод, лет под сорок, сутул и длинноволос. Второй доброхот стоял поодаль, шагах в пяти, неподвижный и молчаливый, как дерево с обрубленными ветвями. Правую руку он почему-то держал за спиной, и Костылеву это обстоятельство очень не понравилось.

— Пойдемте скорее, — свистящей скороговоркой произнес длинноволосый. — Надо спешить. Они могут вернуться.

— Сомневаюсь, — сказал Костылев, нашаривая в кармане зажигалку и, нагнувшись, освещая асфальт и пытаясь припомнить, в какую сторону отбросил предназначенный Алене букет.

Длинноволосый схватил его за руку так резко, что огонек зажигалки, испуганно моргнув, погас.

— Что вы делаете? — зашипел доброхот. — Надо уходить! Скорее! Доверьтесь мне, я знаю безопасное место!

Последняя фраза прозвучала совсем уже дико. Да и без этой дурацкой фразы поведение доброхота не лезло ни в какие ворота. “Многовато сумасшедших для одного вечера”, — подумал Костылев и посмотрел на второго доброхота. Тот по-прежнему стоял неподвижно, но Костылеву показалось, что расстояние между ними сократилось, самое меньшее, на метр.

— Какое еще безопасное место? — раздраженно спросил Костылев, оттолкнул длинноволосого и, наклонившись, поднял замеченный минуту назад букет. Было темно, но даже на ощупь чувствовалось, что от роскошного букета остались рожки да ножки. — Никуда я не пойду! Ты чего, мужик, белены объелся? Иди проспись!

— Вы не понимаете, — тем же торопливым шепотом пробормотал доброхот и опять вцепился Костылеву в рукав. — Это очень важно. Вы должны пойти со мной. Должны!

— Прости, земляк, но я тебе ничего не должен, — сказал Костылев, с трудом отцепляя длинноволосого от своего рукава. Это оказалось нелегко. Длинноволосый держался, как клещ, и Костылев с трудом подавил желание дать этому малахольному по шее, чтобы отстал. — Спасибо тебе, конечно, за помощь, но дальше я уж как-нибудь сам. Меня девушка ждет, волнуется...

Он выбросил в темноту растерзанный букет и снова покосился на второго доброхота. Теперь сомнений быть не могло, тот стоял гораздо ближе, чем в прошлый раз, сейчас его отделяли от Костылева каких-нибудь два, два с половиной метра.

— Извините, — неожиданно нормальным голосом сказал длинноволосый, — но вы действительно не понимаете, как это важно. Позже вам все объяснят, а пока — простите.

Он вдруг резко выбросил вперед правую руку таким жестом, словно намеревался выколоть Костылеву глаза. Костылев не успел осознать, что округлый металлический блеск в ладони незнакомца означает газовый баллончик, — тело среагировало раньше, чем мозг сумел разобраться в обстановке и выдать свое авторитетное заключение. Кулак чемпиона Московской области по кикбоксингу стремительно рванулся вперед и вошел в соприкосновение с челюстью длинноволосого за мгновение до того, как тот успел воспользоваться баллончиком. Длинноволосый сказал: “Ах!” — и, широко взмахнув руками, упал на спину, треснувшись затылком об асфальт. Отлетевший в сторону баллончик с жестяным дребезжанием покатился по дороге. Костылев резко развернулся навстречу второму доброхоту, принимая боевую стойку. Доброхот шагнул вперед. Он больше не прятал руку за спиной, и теперь Костылев видел, что в руке у него бейсбольная бита из доброго американского ясеня — тяжелая, крепкая и очень твердая. Предплечья у Костылева заныли в предвкушении привычной работы, но тут на въезде во двор вспыхнули яркие фары, зарычал на низкой передаче автомобильный движок, лязгнула на знакомой выбоине подвеска. Невдалеке засверкали красно-синие огни милицейской мигалки, и двор огласил медный клекот включенной сирены.

  50