56 
Однако первое, что сделал Тимур Бортник, – это задействовал мощь «радиоглушилки» в еще нескольких диапазонах. Этим он гарантированно резал по коммутационным возможностям противника. Теперь его снайперы могли тщетно тискать свои не обремененные информацией динамики и уши. Они стали разобщены, а значит, пока стрельба не начнется всерьез, они вряд ли решатся вклиниться. По крайней мере если они организованные стрелки. Если же нет? Ну тогда совсем непонятно, на что рассчитывал уже обреченный и имеющий назначенного палача капитан «Пенджаба»?
Потом отведенные Бортником секунды кончились.
53
Паровоз воспоминаний
Потом их признали официально. Полинявшая вывеска техникума свалилась, как потоптанные когда-то немецкие стяги (им показали об этом черно-белый, и уж, конечно, не стерео, фильм). Сразу выдали новехонькую форму – для кого-то все случилось явно не так внезапно, как вторжение 22 июня. Этот кто-то достойно подготовился. Откуда-то из тайного склепа выплеснуло, взвилось по ветру давно исчезнувшее училищное знамя с орлами, якорями и звездами; ударил непривычный, но тревожащий сердце барабанный праздник; сверкнуло на расправленных плечах мигом помолодевших преподавателей погонное золото. А там, за возведенным в неделю забором и караульным периметром, тысячи девичьих глаз вспыхнули, сраженные наповал. Это уже что-то значило.
Им пришлось проучиться лишний год по сравнению со следующими призывами. Ну что же, за предыдущие таинства приходилось платить сторицей – нагонять. Зато никакой курс после не занимался строевой выправкой с таким упоением. Им было не понять. Ну что ж, они встретятся с передовиками там, за границей, на Кольском полуострове, в незамерзающих гаванях Севера.
И в наверстывание лишнего года выпуск Тимура первым ступит на выпущенные с ремонтных доков запретные атомные левиафаны. Но это потом, а пока, до грядущего погружения в машинное чрево, учиться, учиться и учиться, как завещал великий…
Это покуда под запретом.
54
Морские песни
Время вышло. Штырек, сдерживающий пружину – даже не одну, а десяток взведенных сразу, – выскочил. И сразу включились таящиеся где-то в виртуальности боевых программ процессы. Время ускорилось, а кое-где растянулось, давая ведающим ему цену выкроенные откуда-то лимитные моменты, так нужные для перебежек и постройки идеальных прямых, связующих глаз, мушку и чужие таящиеся от кого-то тела. Пространство же, наоборот, спрессовалось, совмещая во взаимодействующие системы дотоле независимые объекты. Что это было? Механическая имитация таинства «черных дыр», где время тянется жвачкой, а пространство слоится? Никто об этом не думал. Когда пружины действия спущены и извиваются, выпрямляясь, философия меркнет, хотя, может, в свою очередь прессуется, впитывает люминофор для грядущих понимателей.
Время вышло. Курки вдавились пальцами. Пули бесшумно воспроизвели прямую. Кто-то вскрикнул, роняя неиспользуемое оружие. Гремя винтовкой по ступеням, покатился куда-то. Полыхнуло двойным отсветом, рубя воздух стеклянным порохом внутри капитанского мостика. Отвлекло сиянием взгляды стоящих вокруг Сергея Прилипко арабов. И сразу заработали выдрессированные навыки предупрежденного ушным динамиком сопровождающего. Ножная мельница срубила ближних, а громкие тупые пистолетные пули вскрыли черепные крышки стоящим поодаль. Приклонил трепанированную голову и лег у ног первого помощника атомохода пакистанский лжекапитан, только что так радушно тискающий протянутую руку. А капитан-лейтенант Прилипко еще только отшатнулся, механически отстраняя ногу, дабы не попасть в фонтанирующий багряный поток. Его правая рука, еще не забывшая потливость аналогичной конечности араба, до сей поры шарила, нащупывая кожух собственной кобуры, уже не слишком понимая зачем – все чужие вокруг обрели статику. Она все еще шарила, когда громадный десантник рядом перехватил у грудной клетки, собрат его прикрыл спереди, и они вместе шагнули назад… Нет, не на познанный алюминий сходней – прямо через бортовую хлипкость в трехэтажность секундного гравитационного разгона. Он сумел сообразить и слабо, из-за сдавленности груди, вдохнуть, прежде чем Индийский океан принял их совместный вес и объем.
Где-то далеко, за световые годы отсюда, за тройной титано-стальной оболочкой, перевел дух командир Бортник – самые уязвимые фигуры вывелись из зоны огня. Остались только подвижные, бесшумные снайперы, каждое мгновение вырезающие из экрана очередные меченные машиной тени. Их можно было уже уводить, но, во-первых, отступать по старому пути, с приводнением по ту сторону «Пенджаба», стало уже не с руки. Мало ли, вдруг какой-то, чудом выживший на мостике механик сейчас запустит машины, и транспорт дернется, рубя винтами ныряльщиков. А во-вторых, какой-то из оставшихся, меченных электроникой призраков поливал лодочную рубку короткими автоматными плевками, и его никак не удавалось достать встречным огнем. С ним нужно было что-то сделать, дабы спокойно собирать плавающих в воде своих.
56 
