– Думаю, это не браши, командир Стат. Кто-то другой.
– Другой? – приготовился удивиться чему-нибудь Стат Косакри, но искра озарения уже опередила волну понимания, вылившуюся с экрана. – Ба! Сколько же их?
– Несколько сотен. Опять же если…
– Да я – в смысле ММ – считает, уже считает, – донеслось в наушнике.
– Собственно, нам нет дела, сколько их точно, командир Стат, – высказался акустик. – Это ж не эсминцы. И, понятно, не Республика.
– Да уж, само собой, – подытожил Косакри, – браши давно на веслах не плавают. Это местные туземцы. Как видим, тут все же имеется население.
– Ладно, это аборигены в лодках, – высказался до того молчаливый линейный помощник. – Но я не пойму, шторм-капитан, эти акулы у них в сопровождении? Они дрессированные?
– Все проще, – сказал Стат Косакри, разглядывая экран «поля боя». Он переключил масштаб, и тогда там выявились две голубые точки. Режим отображения в реальном времени не позволял видеть, как они сближаются. Но это происходило. – Поняли? Нет? Присутствие акул объяснимо просто. Тут не дрессировка – рефлекс.
– Рефлекс на что? – наморщил лоб помощник Пелеко.
– На что? На извечное явление нашего мира, баритон-капитан. Вот имеются два острова, отрезанных от остального мира. Жизнь тут скукотища… Хотя, может, повод и другой. Вполне может быть, в деле демографические ножницы. Думаю, здесь готовится плановое морское сражение.
– На лодках, что ли? – спросил Дор Пелеко с некоторым сарказмом.
– А что, думаете, они всем скопом собрались половить крабов? – встречно ухмыльнулся Стат Косакри.
– Ну а акулы, значит, предчувствуют обильную трапезу, так я понял? – приснял наушники линейный акустик Рюдан.
– Не верите? – ничуть не удивился Стат Косакри. – Сейчас убедитесь. Подняться на перископ! – скомандовал он в сторону. – Смотрите в обзорный экран, друзья-товарищи, а я уж отсюда. – Он встал, взялся за рукоятки и погрузил глазницы в мягкий, истертый тубус.
16
Хоботы
Моряки старожилы (в этом плане, к сожалению, не потомственные, ибо таковые в Эйрарбии в результате «выкорчевывания корней» сошли на нет) любили рассказывать байки. В том числе и о черверылах. Например, имела место глубоко внедрившаяся в сознание легенда о том, что роговые набалдашники китослонячих хоботов используются ими для жесткого выяснения отношений. В первую очередь среди супружеских пар. Ибо утверждается, что многие видели, как над морем взвиваются занесенные в замахе хоботы, а еще большее количество слышало, как эти самые костяные, полутораметрового обхвата молоты стучат по незадачливым черепам загулявших в соседних морях суженых-ряженых. Трудно сказать, как с километровой – да хоть и со стометровой – дистанции можно определить пол участвующих в разборке червеносов, а уж тем более сделать такое по хрусту на счастье прикрытого порядочным слоем жира черепа, однако россказням верили. А чего было не верить? Или как доказать обратное? Что принципиально менялось, в случае если взаимолинчеванием занимались не супружники, а самцы-конкуренты? Или просто шел нормальный в тоталитарно-стадном образе жизни процесс воспитания подрастающего поколения?
Конечно, с такой же убедительностью можно предположить, будто слонокиты колошматят не друг дружку, а какой-нибудь другой вид, по несчастью, водящийся в том же самом ареале. Например, все реже встречающуюся в шельфе Эйрарбии императорскую гигаустрицу, кою никак не получится вскрыть простой кувалдой человеческой масштабности. Или, например, проходит процесс изготовления отбивной из по несчастью проплывающей мимо и совершенно генетически неродственной касатки. Нет, на счастье, черверылы плотоядны вполне в меру, так что антрекоты и прочие излишки уплотнения протоплазмы пользует кто-то другой. Вот она, взаимовыручка, отработанная биологией! Хотя кто знает наверняка, изготавливаются ли эти самые бефстроганов на самом деле?
Зато вот, опять же по словесным зарисовочкам, вполне представимо, как этот самый роговой наконечник обрушивается сверху на шлюпочку гарпунера – обычную деталь процесса китового промысла стоцикловой давности. И даже снизу, по деревянному днищу пароходика, обратным ходом прихватывая оказавшееся совсем нерадиво закрепленным в механизме лопаточное колесо. Конечно, остается под вопросом, могут ли после такой разминки посреди океана Бесконечности сохраниться живые, говорящие на эйрарбакском или даже языке браши свидетели? Разумеется, одиноко и беззаботно плавающее, по случаю горизонтального возлежания в воде, гребное колесо является уликой. Но вот против кого? Разве китослон оставил на нем отпечатки пальцев? Еще с большей вероятностью такое мог проделать четырнадцатибалльный ураган, а с несколько меньшей – одинокая экваториальная Волна-Убийца (есть такая штука в арсенале добротного, но не без кривоточины, климата Мамы-Геи).