– Я разговаривал с Игнатенко, – сообщил он.
– Это кто?
– Мой партнер.
– Еще один?
– Нет, то есть да. Но он не бандит, не думай.
Это офицер, служит в Таджикистане. Он поставляет мне наркотики. Порошок идет через него.
– И что?
– Пропавший порошок нашелся!
Генерал объявил об этом торжественно и гордо, явно ожидая, что дочь по достоинству оценит столь важное сообщение и выразит самую бурную радость. Однако Ирина почему-то не проявила энтузиазма.
– Что ж, я рада за тебя, отец, – очень спокойно отреагировала она.
– Ты что, не поняла?
– Что я должна понять?
– То, что Муса теперь не будет иметь ко мне никаких претензий! То, что вы со Светланкой и с Алешкой теперь в полной безопасности!
– А что, папа, претензии со стороны Мусы все-таки оставались?
– Ну конечно, доча! Порошок-то я должен был достать так или иначе!
– Ясно.
– А теперь – все кончено!
– И ты рад?
– А ты что, нет? Ты что, дочка, не понимаешь – ведь теперь нам можно быть спокойными! – Борис Степанович удивленно посмотрел на дочь – он не понимал ее реакции. Генерал так радовался своему успеху, так упивался сиюминутным облегчением, так гордился решением проблемы с последней партией наркотиков, что заглядывать дальше, в перспективу, был просто не в состоянии.
Иное дело – его дочь.
Ирина хорошо понимала, что отец добился у судьбы только отсрочки – пройдет полгода, год, а может, и всего неделя, и ситуация повторится опять, только, возможно, в более страшном, трагическом варианте. Она смотрела на счастливое лицо отца и думала – а стоит ли ему объяснять это сегодня, когда он так счастлив? Стоит ли ему портить настроение именно сейчас?
Но именно потому, что радость отца была столь щенячьей, безоблачной, безрассудной, Ирина решила, что пришло время сказать ему все, что она думает по этому поводу. Да и другого подходящего случая могло не представиться.
– Папа, я хотела тебе кое-что сказать и кое о чем попросить… – начала она все еще нерешительно, но отец с самодовольной улыбкой подбодрил ее:
– Конечно, давай! Может, ты снова заговоришь про новую машину, про иномарку…
– Нет, я не об этом.
– А что тебя еще волнует?
– Ты. Мы все.
– В каком смысле?
– Папа, вот отдашь ты Мусе эту партию, а что будешь делать потом?
– Найду нового поставщика…
– Ты уверен?
Борис Степанович понял, к чему клонит дочь, и задумчиво почесал подбородок – жест, всегда означавший смятение и растерянность.
Он не знал, что ей ответить. И тогда Ирина, не дождавшись от него ни слова, заговорила вновь:
– Папа, скажи честно, денег у тебя уже достаточно? Сколько ты получишь за вот эту партию, к примеру?
– Ну, не знаю… Смотря по какой цене продам, смотря по тому, каковы будут наши расходы, – надо все посчитать, я же не один в этом деле.
– Но не меньше, наверное, чем несколько десятков тысяч долларов?
– Смотря сколько, если говорить про несколько, – самодовольно улыбнулся генерал. Ему, уже старику, было крайне приятно демонстрировать дочери свое умение делать большие деньги.
Но на Ирину это сейчас не действовало.
– Отец, ты согласен со мной, что капиталы ты нажил уже вполне приличные?
– В общем-то да.
– Тебе ведь на всю жизнь хватит?
– Но я же и о вас думаю…
– Папа, для нас всех важнее, чтобы ты остался жив-здоров и на свободе и чтобы нам ничего не угрожало. Понимаешь? Важнее всего наше общее спокойствие, нормальная человеческая жизнь. Когда не нужно никого бояться, не нужно ни от кого прятаться. Когда не нужно рвать все жилы и напрягаться ради выполнения чьих-то указаний, Когда можно не бояться никаких "наездов", как ты выражаешься. Разве я не права?
– Нет, конечно, ты права, – Борис Степанович согласно кивнул, но его интонация явно свидетельствовала о том, что он озадачен странной реакцией дочери. – Только я не пойму, Иришка, на что ты намекаешь?
– Да я и не намекаю. Я прошу – выходи на пенсию. Подавай рапорт буквально завтра же, как только отдашь эту партию наркотиков бандитам.
В комнате воцарилось молчание.
Тихонравов смотрел на дочь с недоумением, в котором теперь все сильнее и сильнее читался укор.
"Разве не для тебя и твоих детей я старался? – думал он. – Разве мне все это нужно? Разве не о твоей будущей жизни я думал, когда соглашался на всю эту авантюру? И ничего этого ты так и не смогла оценить! А теперь предлагаешь мне уйти на пенсию… Да что я, старик, что ли?"