– Совсем на ногах не держался. Прислонили к стенке, а ты все равно падал. Пришлось, видишь, руки связать, чтобы мебель случайно не ломал. А то мебель у нас дорогой, офисный, кресла на колесиках.
Одно такое кресло в самом деле стояло неподалеку. Комбат лежал по диагонали, головой к углу и мог бы видеть все помещение, но две фигуры заслоняли большую его часть.
– Откуда взялся, что здесь потерял? Подтянув ноги, Комбат сел на полу. Голову ему словно пересадили с чугунного памятника – она сделалась тяжелой, гулкой, полой внутри.
– Помогать не надо?
Он отрицательно качнул головой. Поднялся, ногой зацепил кресло и подкатил к себе. Устроился на мягком сиденье, незаметно проверяя крепость пут. Похоже на изолированный провод.
– Русский не понимаешь? Будешь молчать – за яйца подвесят. Не хочешь словами разговаривать – будешь выть, как шакал.
– К родственнице приехал, – неохотно выговорил Комбат. – К двоюродной сестре.
– А сюда зачем пришел?
– В карты перекинуться.
– С пустой карман?
– Я бы выиграл.
– Такой игрок крутой? Ну тогда садился бы.
– Ждал, когда место освободится. Двое пообщались между собой на азербайджанском и вышли, заперев дверь на ключ. Чугунная голова Комбата постепенно наполнялась содержимым – редкими мыслями, громыхавшими как тяжелые шары.
Долго ждать не пришлось, оба азербайджанца вернулись и повели его в зал, теперь пустой. Сквозь незанавешенные окна лился утренний чистый свет. С высоты пятнадцатого этажа были видны пустая площадь, кусок бульвара с фонтаном, серо-голубая долька моря.
Кондиционеры сохраняли здесь, в зале, прохладу, но воздух все-таки оставался душным – им не удалось переварить, переработать тысячи выдохов возбужденных азартом игроков, запах пота – пота выигрышей и проигрышей.
– Теперь места много, – сказал тонкогубый. – Садись, покажи мастерство.
Ему развязали руки. Можно было попробовать размять косточки, показать этим ребятам, где раки зимуют. Но Комбат решил гнуть свою линию, совсем другую. Правда, поклонником карт он не был и сражался последний раз в незапамятные времена, в военном училище.
– Преферанс, бридж, покер? Говори, не стесняйся.
Дернул черт за язык, лучше бы сказал про рулетку.
– В подкидного.
– В “дурака”? – недоверчиво переспросил человек с одутловатым лицом и толстой шеей.
От неожиданности он выпустил карты из рук и новенькая атласная колода яркой змейкой легла на стол. За спиной Комбата раздался смех. Обернувшись, Рублев увидел человека средних лет в светлых курортных брюках и цветастой рубашке навыпуск. В руках у нового действующего лица был высокий бокал с ярко-желтой жидкостью. Судя по цвету и лимонному запаху – настоящий шербет.
– В России всякое бывает. Там и “козла” забивают под бабки, сам видел. Сыграй с ним.
Неожиданно для себя Комбат выиграл три партии подряд.
– Так ты, значит, хотел в “дурачка” здесь перекинуться? – спросил человек с бокалом. – Если б тебе было лет двадцать, я бы, может, поверил.
Комбат молчал, не считая нужным объясняться.
– Давно в городе?
Любитель шербета здесь явно считался боссом – остальные двое почтительно молчали, ожидая пока он к ним обратится.
– Третий день, – ответил Комбат.
– Соскучился по родне? Разве там у вас вошли в моду родственные чувства? – шеф говорил по-русски гораздо лучше своих подчиненных.
– Я ее вообще ни разу не видел, – признался Комбат. – Пересидеть хотел, переждать.
– Боялся кого-то?
– В России меня бы достали. Долг не заплатил вовремя.
– Большой долг?
– Десять штук. Десять тысяч баксов.
– Понял, не надо мне с русского на русский переводить. Десять тысяч.., для России не так много.
– Я сейчас вообще на мели.
– Замужем сестра?
– Нет.
– Так ты думал, она здесь своей п..ой столько зашибет, что сможет тебя выручить? Здесь у нас блондинок любят, но ты наверняка ее переоценил.
– Сказал же, хотел переждать. Я там у себя в долю вошел – стоящее дело. За пару месяцев должны накапать бабки.
– А сестра что говорит? Рада?
– Нет ее на месте как назло. И никто во дворе не знает куда подевалась. Человек с бокалом прищурился:
– Свози его, Кямран, – кивнул он тонкогубому. – Пусть покажет квартиру, покажет тех, с кем разговаривал.
Сказано было по-русски, в расчете на то, что приезжий занервничает, откажется от своих показаний. Но Рублев с готовностью поднялся с места, массируя запястья со следами от туго затянутого провода.