Гоша с интересом озирался. В его мире железнодорожный мост через Волгу был только что построен, и теперь станция Всполье должна была превратиться в новый главный вокзал, потому как старый с вводом в эксплуатацию моста оказался не на основных путях.
— А ничего так, довольно красивенько, надо будет нашему генеральному архитектору показать, — заметило величество, доставая фотоаппарат и щелкая здание вокзала с разных ракурсов.
— Поесть тут пойдем или подождем до поезда? Не факт, что там вагон-ресторан еще будет работать, — напомнил я.
— Разумеется, тут, до поезда еще почти три часа, — согласился Гоша, и мы двинулись в вокзальный ресторан.
И в нашем мире, и в том я почти не посещал подобных заведений, так что сравнивать особенно было и не с чем, но все-таки меня удивило, с какой скоростью около нас образовался официант и с каким энтузиазмом он начал нас обслуживать, причем обращаясь в основном к Гоше. Чутье, наверное, я бы ему наверняка дал на чай меньше императора.
— И кормят неплохо, и прислуга вежливая, — констатировал Гоша, когда через полтора часа мы покинули место кормления и расположились на лавочке у перрона.
— Зато пиво толи разбавленное, толи паршивое от природы, — не согласился я, — да и котлета лично мне попалась какая-то недожаренная.
— Потому что это был бифштекс с кровью, темнота, — просветил меня Гоша, — хотя, действительно, откуда тебе разбираться в таких тонкостях? В твоей гатчинской столовой самообслуживания меню, как бы это помягче сказать, без излишеств.
— И у тебя в Зимнем тоже, — уточнил я.
Вообще-то моя племянница была человеком рассудительным и не нервным, но только за исключением одного пункта — она панически боялась растолстеть. Поэтому величествам готовили простую и не очень калорийную пищу, да еще и подавали в весьма умеренных количествах.
Так, за неспешной беседой, прошло около часа, и прибыл наш поезд. Мы показали проводнику билеты, паспорта и прошли в свое купе. Можно было, конечно, ехать и в СВ, но я взял билеты именно в купейный — чтобы и охрана, и охраняемые находились вместе. Ну, а насчет некоторой тесноты — не баре, переживем, тем более что наши дамы не будут ни болтать, ни скандалить.
— И чего, спрашивается, кто-то меня теснотой пугал? — хмыкнул император, засовывая свой рюкзак под сиденье и устраиваясь у окна, — вполне приличное купе.
Поезд тронулся. Некоторое время Гоша смотрел в окно, но Ярославль мы проехали быстро, и глядеть стало не на что — темнота, она и здесь темнота. Так что мы с ним полезли на верхние полки — спать, а наши дамы остались внизу. График, когда кто из них отдыхает, они составили сами, а мы пожелали им спокойной ночи, выключили верхний свет и отправились в объятия Морфея.
Весь следующий день мы почти не выходили из купе, деля свое внимание между ноутбуками и окном, а питаясь пока тем, что захватили из того мира. Но потом пришлось по крайней мере раз в день ходить в ресторан, причем всем вместе. Да, был риск, что такой образ действий будет кем-нибудь подмечен и по возвращению в купе мы недосчитаемся чего-нибудь нужного, но на это пришлось начхать во имя безопасности. Правда, на нее так никто и не посягнул, а вот пустое купе ввело-таки в искушение одного неудачника — правда, ближе к концу пути, где-то сразу после Белогорска. Обычно на еду у нас уходило минут сорок, но аппетит после четырехдневного сидения на месте здорово упал, и уже через двадцать минут мы вернулись к своему купе.
— Дверь открывали, — сообщила старшая из охранниц еще метра за три, оглядела пустой коридор и встала у двери. Младшая резким движением рванула ее — не заперта! — и шмыгнула внутрь, старшая последовала за ней через секунду. И тут же, выглянув, сделала приглашающий жест — мол, все в порядке, уже можно.
На правой койке мордой в подушку пребывал некий слабо дрыгающий ногами организм, придерживаемый за вывернутые руки младшей охранницей. В купе явственно пахло спиртом. Старшая закрыла дверь и доложила:
— Вор. Пытался изобразить пьяного, но первый момент пропустил, он рылся в вашем, Георгий Андреевич, рюкзаке. Не пьян, только одежда в водке и, возможно, он ей рот прополоскал. Разрешите приступить к обыску?
— Валяйте, Леночка, — кивнул я.
Сначала на столике оказался не наш бумажник с документами, но потом там образовался мой наладонник, с которого я читал художественную литературу, и банковская упаковка в сто тысяч, явно наша.