93 
Конечно, в Ежиках, на усадьбе Кузнеца, которую Леха охранял от соседских кур и бродячих кобелей (благо больше охранять ее было не от кого), спать на голой земле ему не пришлось. В его распоряжении находился топчан, застеленный каким-то провонявшим соляркой тряпьем. Насколько понял Леха, на этой собачьей подстилке раньше ночевал сам Кузнец, которого что-то нигде не было видно. Горбатый Гаркун на вопрос о хозяине туманно ответил, что тот «укатил развеяться», но куда именно укатил и когда намерен вернуться, уточнять не стал. Впрочем, Лехе на это было в высшей степени начхать – нет и не надо.
Потом куда-то пропал Мышляев, а потом и очкарик Заболотный, который целыми днями что-то такое варил за плотно закрытыми и запертыми на засов дверями, смылся в город на рейсовом автобусе, прихватив с собой Гаркуна.
Леха остался один, как перст, на целых четыре дня. В принципе, это было не так уж плохо, поскольку деньги шли, работы никакой не предвиделось, а рожи Мышляева и его друзей-приятелей уже успели примелькаться до тошноты.
Леха-Лоха не был знаком с мудрым утверждением кого-то из великих мыслителей прошлого, гласившим, что сильнее всего мы не любим именно тех людей, которым сделали какую-нибудь пакость. Тем не менее, действовал он в полном соответствии с этой старой истиной. Окопавшуюся в Ежиках компанию он презирал. А как еще, скажите, можно относиться к людям, которые даже не заметили, что у них из-под носа увели двадцать пять тысяч баксов?! Даже если на минуту допустить, что двадцать пять штук для них – тьфу, мелочь, то все четверо все равно выглядели в глазах Лехи полными идиотами. Ты можешь спустить деньги в сортир, если у тебя есть лишние, но позволять себя обворовывать ты просто не имеешь права. Рассеянность Мышляева, который не заметил исчезновения такой крупной суммы, настолько поколебала Лехину веру в его умственные способности, что плечистый охранник почти перестал бояться своего грозного босса.
Оставшись на усадьбе полновластным хозяином, Леха предпринял ряд активных, но в целом безуспешных попыток разжиться еще чем-нибудь ценным.
Теперь, когда его долг Пистону был благополучно погашен, он внутренне расслабился. Настало время подумать уже не о спасении своей шкуры, а о материальной выгоде, которую можно было извлечь из своего нынешнего положения. Первым делом Лехе на ум пришли те десять тысяч, которые он не рискнул забрать из картонной коробки. Они могли по-прежнему лежать под раскладушкой. А может, чем черт ни шутит, к десяти тысячам за это время добавилось еще тысяч пятнадцать или даже двадцать?
Впрочем, его немедленно постигло горькое разочарование: дверь помещения, в котором жил и работал Гаркун, оказалась запертой. Это была простая, незатейливая и в то же время очень надежная дверь, представлявшая собой сплошной лист железа, приваренный к прочной стальной раме. В этой железной пластине имелось только одно отверстие – то, в которое вставлялся ключ. Ключа у Лехи не было, а все его попытки вскрыть дверь при помощи проволочек, штырьков и прочего подсобного материала результатов не дали. Отчаявшись, Леха попробовал отжать дверь ломом, но та стояла насмерть, а чертов лом оставил на железе глубокие, очень заметные царапины.
Конечно, в мастерской Кузнеца имелся автоген, но во-первых, Леха не умел им пользоваться, а во-вторых, действовать так нагло он не рискнул. Дурак Мышляев или нет, но его реакцию на вырезанную автогеном дверь мастерской предсказать нетрудно.
Отступившись от мастерской Гаркуна, Леха попробовал пробраться в ту часть подвала, где стоял непонятный агрегат, который он когда-то принял за отопительный котел. Возле этой странной, издававшей неприятные запахи, шумной штуковины целыми днями возился Заболотный. Леха не особенно рассчитывал найти там что-нибудь ценное, но свободного времени у него был вагон, и он решил попытать счастья.
Попытка закончилась полным крахом, после чего не отличавшийся наблюдательностью Леха наконец-то заметил, что все двери в бункере абсолютно одинаковы, просто одни из них открыты, а другие – нет.
Придя к такому неутешительному выводу, Леха гулко саданул по запертой двери кулаком, от души обматерил Кузнеца, Мышляева и всю здешнюю банду и приступил к поискам наживы в доступных ему помещениях.
Он посвящал этим поискам довольно много времени, и не потому, что действительно рассчитывал что-то найти, а по той простой причине, что шарить по углам и крысятничать по мелочи привык с раннего детства. Между делом он подкрепился мясной тушенкой из жестяных банок, запил это дело водкой, потом пивом, и от нечего делать растопил чугунную печку-буржуйку. Замерзнуть он не боялся: подвал обогревался электричеством, а печка была для Лехи всего-навсего экзотикой.
93 
