96 
– Спрашивать буду я, – спокойно сказал Барабан, когда Леха, наконец, прокашлялся. – А ты, мудило гороховое, будешь отвечать – коротко и ясно, без гнилого базара. Чем ты думал, падло, когда Пистона в ментовку сдал? Ты головой думал или тузом своим дырявым?
– Я?! – возмутился Леха и немедленно погрузился с головой. На сей раз его продержали под водой еще дольше. Он уже начал прощаться с жизнью, когда почувствовал, что снова может дышать. – Сергей… – давясь, задыхаясь и кашляя, простонал он. – Сергей Иваныч, за что? Не сдавал я никого, гадом буду! Мамой клянусь, не сдавал! Чтобы я – в ментовку?! Подставили меня, Сергей Иваныч, клянусь, подставили!
Серега Барабан с сомнением посмотрел на него, еще раз отхлебнул из бутылки и кивнул своему мордовороту. Заранее морщась и отворачивая лицо от брызг, тот снова обмакнул Леху в ванну.
– Во имя отца, и сына, и святого духа, – задумчиво сказал Барабан, поигрывая бутылкой. – Ладно, Матвей, доставай, а то как бы этот говноед и вправду не захлебнулся.
– Хрен его не возьмет, – презрительно заметил широкий, как трехстворчатый шкаф, Матвей, но Леху все-таки выудил.
Двое приятелей Барабана, не принимавшие участия в водной феерии, занимались в это время тем, что старательно, хотя и без энтузиазма, переворачивали квартиру вверх дном. Через открытую дверь в ванной были слышны грохот сдвигаемой с мест мебели, звон посуды и стук опорожняемых ящиков.
Прокашлявшийся Леха сидел в ванне, тараща на Барабана слезящиеся преданные глаза.
Барабан снял с крючка мохнатое полотенце и брезгливо вытер со своего модного плаща несколько попавших на него капель мыльной воды.
– Так ты, типа, не в курсе? – возобновил он прерванную беседу. – Ты без понятия, так тебя надо понимать? Типа, не при делах и вообще не врубаешься, что я тебе тут молочу, так? А если тебе, к примеру, яйца отрезать, тогда как – врубишься? Матвей, отрежь ему яйца.
С головы до ног забрызганный водой и пеной Матвей с непроницаемым выражением лица вынул из кармана пружинный нож и со щелчком открыл лезвие.
Леха-Лоха заверещал, как пойманный в силки заяц.
Барабан поморщился и до предела увеличил громкость магнитофона. Левый рукав и весь бок Матвеевой куртки промокли насквозь, так что терять ему в этом плане было нечего. Леха Лопатин барахтался и визжал, по-бабьи отмахиваясь от страшного Матвея руками и ногами. Матвей действовал спокойно и уверенно, со сноровкой бывалого живодера или полевого хирурга, которому в госпиталь полгода не подвозили анестезирующих препаратов. Хладнокровие, опыт и перевес в физической силе быстро одержали победу над истерикой и страхом. Матвею оставалось сделать единственное движение ножом, когда Барабан тронул его за плечо и отрицательно покачал головой. Бандит равнодушно выпустил Леху и стал вытираться полотенцем, начав с лица и закончив ботинками. Леха с плеском погрузился в воду, крепко сжимая обеими руками свое чуть было не утраченное сокровище.
– Ну, – сказал Барабан, – теперь врубился?
– Сергей Иваныч, – всхлипывая, взмолился Леха, – делайте, что хотите. Хоть бейте, хоть режьте, хоть топите… Только скажите: за что? Что я сделал-то, а?
– Смотри-ка, – обратился Барабан к Матвею, – по-человечески заговорил. А то «побазарить», да «не всосал»… Я тебе, браток, вот чего толкую, – снова повернулся он к Лехе:
– Ты, дешевка надувная, Валеру Пистона в лагерь упрятал. Ну, до этого, даст бог, не дойдет, но крови ты попортил и мне, и ему…
А бабок-то, бабок сколько придется выбросить!
– Не правда, – почуяв под ногами относительно твердую почву, возразил Леха. – Это Пистон на меня клепает. Долг я ему вернул до последнего цента.
Вам говорю и ему могу повторить прямо в глаза: я с ним расплатился.
– Расплатился, – с кривой усмешкой повторил Барабан. – Это точно, расплатился. Сколько ты ему висел?
– Д-двадцать пять штук, – с запинкой ответил Леха.
– Зеленью?
– Ну так не на деревянные же в карты играть!
– Пистон теперь на чай играет, – напомнил Барабан, – и на ярославскую «Приму». А знаешь, почему? Потому что когда он с твоими баксами в обменник пришел, его мусора в шесть секунд замели.
На хате у него шмон устроили, нашли тысяч пять нормальных баксов и двадцать пять – ну, без малого, конечно, – твоих.
– Что значит – «моих»? – верно уловив самую суть сообщения, удивился Леха. – А чем мои от нормальных отличаются?
96 
