99 
Старое раздражение всколыхнулось в душе Абзаца мутной волной. Какого черта, в самом-то деле?
Почему он, Олег Шкабров, должен держаться из последних сил, когда у него более чем достаточно причин для настоящего запоя, в то время как старый алкаш неспособен потерпеть пять минут? Все-таки верно что бывших алкоголиков и бывших наркоманов в природе не существует. Алкоголики и наркоманы – это всегда алкоголики и всегда наркоманы, просто одни из них держат себя в руках, а другие нет. Настолько не держат, что воруют и пьют чужой одеколон…
Он рывком распахнул дверь ванной и с первого взгляда понял, что опоздал. Дядя Федя, красный, как свекла, со слезящимися мутными глазами и надутыми щеками, стоял над раковиной с пустым стаканчиком для зубных щеток в руке и, судя по его виду, прилагал мучительные усилия, пытаясь удержать дорогую французскую косметику в себе. Вид этого старого, насквозь проспиртованного животного окончательно вывел Абзаца из равновесия, и он с подобающей случаю вежливостью поинтересовался:
– Ты что это делаешь, старый козел?!
Дядя Федя поперхнулся от неожиданности и закашлялся, брызгая во все стороны благоухающей одеколоном слюной. Абзац отступил от него на шаг и усиленно задымил сигаретой, чтобы забить одеколонный аромат, который в таком контексте казался хуже любой вони. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не засветить дяде Феде в глаз. В то же время где-то на задворках его сознания притаился бесстрастный наблюдатель, который четко фиксировал и беспристрастно оценивал все его слова и мысли.
Этот холодный и абсолютно трезвый тип непрерывно вмешивался в ход событий, комментируя ситуацию.
Он, видите ли, считал, что поведение Абзаца нельзя назвать разумным, чем безумно мешал Шкаброву, которому очень хотелось хотя бы раз в жизни дать себе волю.
Вместо того, чтобы извиниться, дядя Федя перешел в наступление. Упоминания о жуликах, бандитах, квартирной плате, участковом инспекторе, бессовестных буржуях и прочих прелестях современной жизни сыпались из него, как картошка. Абзац на секунду прикрыл глаза, но тут же открыл их снова, потому что это не помогло. Вот так и происходят убийства на бытовой почве, подумал он. Слово за слово – и готов свеженький покойник…
Тут дядя Федя окончательно распоясался, перешел на личности и докатился до того, что обозвал Абзаца чеченским бандитом, по которому плачет кутузка. Тогда Абзац сгреб дядю Федю за грудки и припечатал к стенке, да так, что с нее посыпался какой-то хлам.
– Помолчи, Федор Артемьевич, – негромко сказал он. – Ты, когда пьяный, много лишнего говоришь. А язык, он ведь, знаешь, не только до Киева может довести, но и до могилы.
– Ты… Ты… – пробормотал дядя Федя, трясущимися руками заталкивая обратно в штаны выбившуюся из-под ремня байковую рубашку. – Ты чего делаешь, гад? Ты меня, пожилого человека, в моем же доме…
Голос его внезапно дрогнул от приступа жалости к себе, и по горящей нездоровым румянцем дряблой щеке медленно скатилась одинокая мутная слеза.
Абзацу вдруг сделалось невыносимо тошно и муторно, как бывало наутро после жестокой попойки, когда он сидел на кровати, глядя на ободранные кулаки, и не мог припомнить, где был и что делал накануне.
Воистину, бывших алкоголиков не существует, подумал он с внезапным раскаянием. Ну, чего я, спрашивается, на него наехал? Одеколона мне жалко, что ли? Весь кайф старику поломал…
– Ладно, старик, – глухо сказал он и, обойдя дядю Федю, подошел к умывальнику. Вода с шумом полилась в треснувшую, заляпанную зубной пастой и ржавыми потеками раковину. – Ладно, – повторил он, споласкивая руки под тугой, сильно отдающей хлоркой струей. – Повоевали, и хватит. Про Грозный – это ты зря. Со зла ты это, Федор Артемьевич.
Ну, какой из меня чеченец? А деньги – вот, возьми.
Он сунул руку в задний карман джинсов и сделал то с чего, собственно, и следовало начать разговор.
– Держи, – протягивая деньги, сказал он дяде Феде. – Я тебе сильно задолжал. Так уж получилось, извини.
– Да чего там, – рассеянно сказал дядя Федя, с видимой опаской беря деньги. – Чего там – извини, – продолжал он, бережно засовывая деньги в нагрудный карман рубашки и застегивая клапан на пуговку. – Дело житейское, с кем не бывает. Ты мне слово, я тебе два… Не поубивали друг дружку, и ладно. Я в молодости, бывало, тоже.
После того как инцидент был исчерпан, дядя Федя сразу же засобирался в магазин. То обстоятельство, что он вернулся оттуда не более пятнадцати минут назад, казалось, совсем не волновало старика.
99 
