75 
24 августа между Царицыным и Черным Яром у Соленикова завода Михельсон наголову разбил мятежные отряды. Самому Пугачеву с горсткой яицких казаков удалось бежать на Волгу. Не было хлеба, боеприпасов. Людей – едва две-три сотни...
После переправы ближайшие соратники поняли, что игра проиграна. Никаких надежд на «восстановление» на престоле Петра III и своего возвышения до уровня первого сословия не осталось. Для казаков наступили безвыходные, гибельные дни... Оставшийся на левом берегу «полковник» Творогов собрал у себя заговорщиков.
– Что делать, братцы, будем? Какому анпиратору служим? Он даже грамоте не знает, имя свое писать не умеет... Не лучше ли... повязать его?..
На том и постановили. 15 сентября казаки доставили связанного Пугачева к Кош-Яицкому форпосту и передали в руки сотника Харчева с командой. Пленника тут же забили в «великую колодку», как назывались тяжелые деревянные кандалы на ногах, и начался тяжкий крестный путь «злодея» и крестьянского вождя сначала в Яицкий городок, потом под охраной Суворова, который все же был отозван от Румянцева, в Симбирск. Главнокомандующий граф Петр Иванович Панин велел показать людям скованного «злодея», всенародно бил пленного по щекам и отправил в Москву...
Здесь под председательством князя Волконского была образована следственная комиссия. После суда императрица утвердила приговор, согласно которому Пугачева велено было казнить в Москве жестокой казнью: четвертовать, голову воткнуть на кол, части тела разнести по четырем частям города и положить на колеса, а после на тех же местах и сжечь.
К такой же казни был приговорен и оставшийся верным ему яицкий сотник Афанасий Перфильев. Еще троих казаков должны были повесить для острастки в Москве. Ивана Зарубина (Чику) отвезти в Уфу и там ему «отсечь голову и взоткнуть ее на кол для всенароднаго зрелища, а труп его сжечь с эшафотом купно». Восемь человек казаков приговаривались к наказанию кнутом и, по вырывании ноздрей, к отправлению на каторгу. Еще десятерым – то же, только вместо каторги – в Сибирь на поселение. Четверо были просто высечены плетьми. Чиновники и военные, перешедшие на сторону «злодея», независимо от причины, приговаривались к лишению чинов и званий.
Не обошли вниманием и священнослужителей, перешедших к вору. Одних, сняв сан, предали гражданскому суду, других, лишив священства, перевели в дьячки и пономари, третьих – подвергли церковному покаянию и перераспределили по дальним приходам... В общем, как говорится, всем сестрам по серьгам...
– Матушка, – сказал Григорий Александрович в один из вечеров, – хорошо бы и реку Яик переименовать, чтобы саму память о мятеже истребить. Ну хотя бы в Урал что ли...
Мысль была разумная. Екатерина повелела переименовать Зимовейскую станицу, откуда Пугачев был родом, в Потемкинскую, а Яицкий городок в город Уральск. С тех пор и яицкие казаки стали именоваться уральскими.
Глава шестая
1
Ранним утром одного из последних майских дней, когда б?льшая часть Двора уже переехала в Царское Село, к церкви Святого Сампсония, что на Выборгской стороне, собралась необычная для этих мест публика. Немного, всего трое мужчин, из которых выделялся высокорослый генерал с властным, породистым лицом и могучим телосложением. Плотный живот, затянутый в мундир, и единственный здоровый глаз делали его хорошо узнаваемым. В церкви суетился священник, собственноручно приготовляя все необходимое. Более никого в храме не было.
Некоторое время спустя из проулка показалась карета с зашторенными окнами. Остановилась у ограды, и генерал принял на руки миниатюрную даму, которую сопровождала в поездке высокая спутница, всего одна. Присутствующие поклонились, и новоприбывшая, в которой легко было узнать государыню Екатерину Вторую, об руку с Потемкиным, вошла в церковь.
Венчание было тайным, всего при четырех свидетелях. Священник поперхнулся, произнося традиционную фразу: «Жена да убоится мужа своего...», Екатерина улыбнулась и чуть заметно кивнула головою, мол, «убоится, убоится...». После свершения обряда государыня, также в сопровождении одной лишь фрейлины Протасовой, села в карету, а новобрачный и свидетели, порознь, разъехались каждый в свою сторону...
Вернувшись к себе, Анна долго думала, почему после некоторого отдаления от императрицы, она вдруг снова приближена. Да как – стала свидетельницей тайного венчания, хотя отношения с «князем тьмы», как некоторые придворные за глаза называли Потемкина, так и не наладились... Этот вопрос мучил ее, и однажды она не выдержала и, оставшись с глазу на глаз с императрицей в опочивальне, спросила:
75 
