Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
112 
«Ах, Владислав Андреевич, – подумал он с издевкой. – Все в этом мире преходяще – деньги, положение в обществе, свобода, здоровье и даже сама жизнь. Нет ничего вечного, даже звезды рано или поздно умирают – настоящие звезды, те, что в небе, а не те, которые по телевизору… Все на свете имеет свой срок, и ваше время наконец пришло. А вы спите, уважаемый Владислав Андреевич, и не слышите тяжелой поступи рока, от которой трясется ваш дом. Спи, старый боров, спи крепко и не вздумай мне мешать, потому что твой рок – это я, и только я сейчас решаю, жить тебе или умереть…»
За болотистой ложбиной, по дну которой была проложена гать, дорога стала получше, и Караваев снова опустил стекло. Ему нравилось ощущать на своем разгоряченном лице тугой прохладный ветер, напоенный влагой и запахами леса. Он прибавил газу, разогнав машину почти до ста километров в час. Колеса время от времени громыхали, налетая на выступающие из земли корни старых сосен, но Караваева это не беспокоило: машина была не его, да и ее хозяину, если все пойдет по плану, она больше не пригодится. Скорее всего, подумал подполковник, “хаммер” конфискуют и продадут с аукциона, а точнее, толкнут по знакомству за четверть цены. Ну а тот, кому за бесценок достанется такая зверюга, уж как-нибудь справится с ремонтом…
Когда впереди показались железные ворота и призрачно белевшая в темноте бетонная стена, подполковник слегка притормозил, перегнулся через соседнее сиденье и опустил стекло в правом окошке. После этого он переложил винчестер на переднее сиденье, до отказа выжал акселератор и отпустил сцепление.
"Хаммер” с густым злобным ревом прыгнул вперед, с диким грохотом и лязгом сорвал ворота с петель и, прогромыхав по упавшим створкам, ворвался во двор. Караваев расчетливо тормознул у самого крыльца, так что машину развернуло к дому правым боком, еще раз газанул на холостом ходу, заставив двигатель взреветь, и поднял винтовку на уровень глаз.
Прошло добрых полминуты, прежде чем в доме загорелся свет. Караваев оторвал одну руку от приклада и нетерпеливо посигналил. Гнусавый звук автомобильного сигнала показался ему слабым и каким-то ненастоящим после голодного рева работающего на максимальных оборотах двигателя. Караваев посигналил еще раз и припал к прицелу винтовки.
Дверь охотничьего домика распахнулась, и на пороге появился человек, одетый в линялый брезентовый дождевик поверх трусов и майки, в растоптанных кроссовках на босу ногу. Его длинные каштановые кудри были всклокочены со сна. В правой руке этот тип сжимал суковатое сосновое полено, в левой дымилась сигарета. На фоне освещенного дверного проема Караваев мог видеть только темный, словно вырезанный из картона силуэт, но этого ему было вполне достаточно: он узнал постояльца Владислава Андреевича, а для того, чтобы прицелиться в такую завидную мишень с каких-нибудь трех метров, мелкие детали не имели значения.
Караваев немного помедлил, давая глазам жертвы привыкнуть к темноте и разглядеть непривычные очертания редкостной в наших широтах машины. Ствол винчестера в его руках совершал едва заметные круговые движения, нацеливаясь то в колено журналиста, то в грудь, то в живот…
– Юра, ты? – спросил журналист испуганным мальчишечьим голосом. – Обалдел, что ли? Чего буянишь на ночь гля…
Договорить он не успел. Караваев на мгновение задержал дыхание и спустил курок. Пуля ударила журналиста в правое плечо, перебив ключицу. Караваев получил чувствительный удар в то же место: у винчестера оказалась неожиданно сильная отдача.
Подполковник передернул затвор, позаботившись о том, чтобы стреляная гильза упала на пассажирское сиденье, где ее было бы легко найти, и вышел из машины. Журналист неподвижно лежал на крыльце, напоминая полупустой брезентовый мешок. Караваев небрежно вскинул винчестер и, почти не целясь, спустил курок. Он видел, как пуля выбила длинную щепку из дверного косяка, и слышал, как звякнула о гравий подъездной дорожки вторая гильза, когда он еще раз передернул затвор. Подполковник взял винтовку наперевес и осторожно приблизился к лежавшему на крыльце журналисту.
Раненый был без сознания. Караваев бегло осмотрел сквозную рану в его плече и пришел к выводу, что особенной опасности для жизни эта дырка не представляет. Ну, потеряет немного крови.” Если у этого пария есть хоть капля мозгов и чуточка мужества, он обязательно выкарабкается и сможет рассказать в ментовке жуткую историю о том, как кто-то подъехал к дому на “хаммере” и дважды стрелял в него, но второй раз, слава Богу, не попал. А рана – чепуха. С такими ранами люди по трое суток отбивали вражеские атаки, после чего благополучно доживали до нищей старости или умирали в возрасте сорока лет от цирроза печени. Прошагать с такой раной десяток километров – раз плюнуть. Конечно, если этот кудрявый гогочка, очухавшись, заползет в постель и будет там стонать и охать, то в конце концов его доконает если не потеря крови, то гангрена. Но парень выглядит довольно крепким…
112 
