— Как?
— Подал бы в суд.
Комбат озадаченно почесал бровь, пытаясь сообразить, говорит генерал всерьез или просто валяет дурака с умным видом, тоже ничего не понял и сказал:
— Бросьте, полковник.., то есть, виноват, генерал.
Вы же прекрасно видите, что ни в какой суд я обращаться не стану, потому и советуете. И потом, зачем это мне? В больницу-то попали они, а не я, так что, на мой взгляд, все в полном порядке.
— Вот, — по-прежнему вежливо, но с оттенком сожаления сказал Иван Андреевич. — Вот с этого и начинается беспредел, вы не находите?
— Беспредел начинается, когда наглец, вор, грабитель или убийца не встречает сопротивления и чувствует себя безнаказанным, — ответил Борис Иванович. — Особенно когда он облечен властью, — добавил он, помолчав.
— Да, в этом есть доля правды, — вздохнул генерал и задавил окурок в пепельнице. — Но, согласитесь, если каждый начнет подменять собой органы правосудия, то через месяц у нас не останется никакого правосудия вообще.
— Лучше уж никакого, чем... — Борис Иванович понял, что купился и сболтнул лишнего, и замолчал.
— Чем такое, как наше? — закончил за него генерал и рассмеялся. — Право же, Борис Иванович, вы заблуждаетесь. Это революция, а мировой и, в частности, наш, российский опыт показывает, что революции ни к чему хорошему не приводят.
— И то верно, — сказал Комбат. — В следующий раз, когда ко мне пристанут хулиганы или я опять споткнусь о два вагона оружия, я подниму руки и буду кричать: «Караул!» до тех пор, пока в России не будет построено правовое общество.
Генерал хмыкнул.
— А вы, однако, мастер ставить все с ног на голову, — заметил он.
— Всю жизнь в армии, — скромно ответил Комбат.
— А армия — модель общества, — опять договорил за него генерал и задумчиво покачал головой. — Интересный у нас с вами получился разговор, — сказал он, — содержательный.
— А вы сходите разок в общественную баню, — посоветовал Комбат. — Париться любите? Вот прямо в парилку и ступайте, там каждый день с утра до вечера политклуб не закрывается. Вас там подкуют по всем вопросам — и по политическим, и по экономическим, и по правовым тоже.
— Н-да? — со странной интонацией переспросил генерал. Он как-то сразу подсох, сделавшись, казалось, еще выше: похоже, упоминание об общественной бане ему почему-то не понравилось. — Непременно воспользуюсь вашим советом. Но мы с вами как-то отвлеклись от основной темы разговора...
— Да, — сказал Борис Иванович. — Так что будет с нашим генералом?
— Не волнуйтесь, — заверил его Иван Андреевич, — теперь это дело в надежных руках, Я возьму его под свой личный контроль и прослежу за тем, чтобы расследование было объективным и полным. Если виноват — никуда не денется.
— Что значит — «если»? — удивился Рублев. — По-моему, все ясно.
— Это по-вашему, — ответил генерал. — У нас, знаете ли, своя специфика, в которой масса незаметных для постороннего взгляда тонкостей и нюансов.
То есть вы, конечно, правы, случай довольно ясный, но его еще нужно как следует разработать, отследить все связи, чтобы разом накрыть все это гнездо, выжечь его, чтобы не смердело...
— Жалко, — вздохнул Борис Иванович. — Кремля жалко, — ответил он на удивленный взгляд генерала. — Красивая постройка, памятник архитектуры.
— Гм, — сказал генерал. — Вы бы как-то.., поаккуратнее, что ли. Здесь все-таки не общественная баня.
— Виноват, — вставая, сказал Борис Иванович. — Действительно, да что это я? Простите, товарищ генерал...
— Иван Андреевич, — мягко напомнил генерал-майор.
— Да, Иван Андреевич... Что ж, Иван Андреевич, если я вам больше не нужен, то я, пожалуй, пойду.
Спать хочется просто до умопомрачения. У нас в СИЗО, знаете ли, шконок не хватает, народ в очередь кемарит.
Два часа покемарил — слезай, дай другому полежать.
А кругом, знаете ли, шум, гвалт: кто-то в карты режется, кому-то морду бьют, а кого и вовсе.., как это?., опускают. Какой уж тут сон...
— Гм, — снова повторил генерал. — Н-да... До правового государства нам еще, конечно, далековато... Вы свободны, Борис Иванович. Спокойно идите домой, спокойно живите и постарайтесь больше не ломать носы офицерам госбезопасности — это подрывает их авторитет и снижает общий моральный уровень. Разрешите еще раз поблагодарить — от лица, так сказать, службы и от себя лично.
Они обменялись рукопожатием, и Комбат шагнул к выходу.