2 
– Очень похож на наш «Руслан», Ан-124. Вернее, именно «Руслан» похож на «Гэлэкси» – между ними зазор лет пятнадцать… Вперед, Громов! Оп-па! Дорожка! Цель на три часа. Дальность – тысяча. Видим? Пусть снова осколочный. Хрен ли толку тут в бронебойном?… Наш кончено получше, все ж с учетом опыта сделан. Два мостовых крана по двадцать тысяч кг, герметичный грузовой отсек, сверху пассажирский на… Огонь! О, господи! Ни черта себе! Давай беглый, по всем целям подряд, начиная с правой. Наблюдаешь? А то сейчас все дымом заволокет, ни черта ни найдем, и по «тепловику» не выцелим… Правда, заднее оперение у них чуть по-другому расположено, только поэтому разве что не копия… Опять облучают?! Дергай вперед. Нам бы заряжающего. Быстрей бы дело шло. Так, ты тут управляйся, я их пулеметом рубану. А то пушкой все не успеем.
Для стрельбы из надбашенного зенитного пулемета НСВТ майору Шмалько даже не требовалось высовываться наружу. Все получалось делать прямо с рабочего места. Однако стрелку приходилось крутить туловище туда-сюда, ибо кресло крепилось жестко. Уже через считанные секунды майор был весь в поту. Но еще жарче было теперь снаружи. Впереди, может уже по всей территории аэропорта, пылало. На фоне гигантского пламени, ломающихся и крушащихся картоном лайнеров, не уместно смотрелись муравьиные метания маленьких человечков и миниатюрной техники. Среди последней краем сознания просматривалось что-то военизированное. Но имелось ли время заниматься такой мелочью? Из всего, столь недавно мощного, точнее, как оказалось и нехорошо предчувствовалось, бумажно-мощного, батальона, сюда, к месту использования, добралась даже не танковая рота, и даже не танковый взвод – всего один Т-64БВ. Работы у него теперь оказалось выше крыши.
– Командир, вон здание! Обстрелять!
– Не трогать, тут ведь все наше – родное. Да и снарядов не хватит на все. Уже…
– Половину прикончили – восемнадцать штук. Придется подкалиберные и кумулятивные тоже…
– Придется, Ладыженский. Хотя толку в них…
– Может, по кабинам прямо, а, майор?
– Не смеши, боец. Сколько ты уже впулил в молоко? В тот лапоть справа, лишь с третьего раза. Эх… Ладно, не ваша вина, что мы вас ни хрена нормально не выучили – все траву стригли, бордюры драили… Давай бронебойный. Останови, Громов! Упростим Олегу Семеновичу задачу. Мазать начал солдат. Цель на два часа! Дальность тысяча! Огонь!
Прильнувшие к прицелам люди просто таки почувствовали, как тяжелая болванка продырявила транспортный самолет километром впереди, и как он просел. Зато вдали, за этой мишенью ввысь снова ударил фонтан пламени.
– Товарищ майор, мы похоже…
– Надо же? Штуки два сразу рубанули. Кому будем рассказывать – не поверят.
В наушниках послышалось, как наводчик Ладыженский хохотнул. А может, это сделал Громов. Не имело значения, им всем внезапно стало весело. Вершилось именно то, для чего когда-то и изобретали сложную штуку под названием боевой танк. Он творил вокруг локальное светопреставление. Причем, совершенно без противодействия. Это веселило тоже. Им выпала честь делать все нехорошее за весь батальон. В коротких паузах, когда механизм автоматического заряжания выбирал маркированные снаряды, майор Шмалько, поливал окружающую авиатехнику из 12,7-миллиметрового НСВТ. Действие тяжелых пуль по отношению к покоящимся на земле самолетам было немногим хуже воздействия снарядов. Тем более, стрельба велась очередями. Причем, поначалу увлекшийся майор позорно мазал, ни чуть не хуже призывника-непрофессионала Ладыженского. Тогда он прерывал лекцию о ТТХ, звучавшую примерно следующим образом: «Перед вами, солдатушки, пулемет НСВТ, то есть, пулемет танковый, и по принципам социалистического соцсоревнования и совместного коммунистического труда, созданный аж тремя конструкторами – Никитиным, Соколовым и Волковым…»; и начинал успокаивать себя продолжением прерванного ранее все того же монолога вольной тематики:
– Забыли мы, братцы, зачем нужна армия. Обрабатывали мазанкой бордюрчики, слушали советы всяких «советов матерей». Будто женское дело воевать. Делали из армии передовой детский садик. Вообще-то, если честно, то и его не делали. Все тонули в текучке, в нарядах и хозпоручениях. Никак не могли разгрести всегдашнюю недостачу того и сего. Да и вообще, не успевали призванных одеть-обуть, глядь – их уже следует рядить в парадки и – в положенный отпуск. А там, не успел вернуться – давай готовься к почету дембеля.
2 
