Так вот… У Лидочки был в юности с Костей роман.
— С Костей?
— О-о… Я же вам объясняю: со старшим братом Маши, Константином Иннокентьевичем Погребижским!
— Поняла, поняла… — успокоила ее Светлова. — Продолжайте же, ради бога!
— Ну, вот… У Лидочки был в юности с Костей роман, — в третий уже раз, почти гневно взглянув на Светлову, повторила Анина собеседница. — А Костя… Ну как вам сказать, прирожденный холостяк. Милый, славный, интеллигентный…
Прелесть был, а не мужчина… Но как только чуть-чуть веяло перспективой брака… семьей, детьми, узами и прочим… тут же впадал не то что в панику — в стоящую истерику!
— Да-да… Этот тип мужчин встречается довольно часто…
— А Лидочка, представьте, возьми да и роди! Костя был просто в шоке тогда, а Лидочка — само смирение… Ну, не хочешь, Костик, не женись. И как-то они так устроились, что все осталось по-прежнему. Костя холостой, Лидочка не замужем, а Лидочкин сын, Стасик, как бы от непорочного зачатия, вроде как Костя тут и ни при чем. Хотя все, Конечно, отлично знали, что Лидочка от него родила.
И жили, заметьте, очень дружно. Только мальчику не следовало знать, что Погребижский его отец. Он всегда называл его Константином Иннокентьевичем.
— А как ко всему этому относилась Мария Иннокентьевна?
— Ну, как она могла относиться? Не вмешивалась. Как идет, так и идет…
Только всегда очень заботилась о Стасике, проявляла к нему всегда какую-то особенную предупредительность, внимание и доброту. Словно хотела загладить вину за то, что мальчик оказался в таком странном положении. Живет рядом с отцом.
Ситуация, над которой никто всерьез не задумывался, — жили, как получалось! И всех все вроде бы устраивало… И Костю, на холостяцкий статус которого никто не посягал. Марию, которую, кроме ее книжечек, ничего больше не интересовало… И, в общем-то, Лидочку. Ведь она имела то, что хотела. Видите ли, есть такой сорт женщин, для которых главное — служение любимому человеку — это основное занятие в жизни.
— А Стасика? — прервала ее Аня.
— Что — Стасика?
— Стасика такое положение вещей устраивало?
— Стасика? — Елизавета Львовна задумалась. — Даже не знаю, милочка…
Честно говоря, отчего-то никогда не приходило в голову этим поинтересоваться…
Помню только, Стасик вышивал хорошо. У него это получалось. Да и врачи советовали — мальчик, мол, нервный, а такое занятие, говорят, успокаивает. Но кажется, он всем вроде тоже был доволен, как и его мама.
«Н-да… странный нервный мальчик… слова против никому не скажет, всем доволен, как и мама, сидит, вышивает…»
— А с собаками он как?
— С собаками? — удивилась золовка Елизавета Львовна. — Право, не припоминаю.
Светлова подумала, что было бы неплохо задать этот вопрос самому Стасику.
Словно угадав ее мысли и отвечая на это невысказанное пожелание, Елизавета Львовна заметила:
— Вообще-то он уехал. Года два назад.
— Далеко?
— В Аргентину. Там, говорят, какая-то работа для него нашлась — на пастбищах, кажется… — В Аргентину? Далеко! — вздохнула Светлова.
— Очень! — согласилась золовка.
"Вот оно как бывает, — думала Светлова, попивая столь хорошо заваренный золовкой чай «Ахмад». — Забудут в семье про какого-нибудь старого знакомого, друга, бедного родственника…. Не вспоминают и не вспоминают! А вот когда смотришь эти старые снимки, пачки фотографий, залежавшиеся в сундуках, и альбомы, давно не открывавшиеся, вдруг и мелькнет где-то на заднем плане некто пожелтевший от времени… забытый…
А ведь «Лидочка» производила впечатление человека, у которого нет своей жизни. Но она у нее, оказывается, есть, эта своя жизнь. Есть сын. Правда, сын этот уехал.
Все, что угодно… Но предположить, что всего два года назад Лидия Евгеньевна пережила такое расставание? — изумлялась Светлова. — Ведь это должно было выбить ее из привычной жизненной колеи, уничтожить, расстроить во всяком случае… Пять лет — срок, который нужен человеку, чтобы немного оправиться после потери близкого. Так считают психологи. Ну, допустим это, конечно, не смертельно — отъезд в Аргентину, но все-таки… Человек уехал на другой край света, навсегда и, в общем, без шансов, что мать и сын еще когда-нибудь увидятся. А Лидия Евгеньевна, судя по довольному виду, цветет и пахнет…
Но может, это вообще все ради него? Ради того, чтобы его вернуть домой?
Что уж там, на этих пастбищах… несладко ведь. Она ведь, конечно, хочет сына увидеть… А для этого нужны деньги. Вот она и доит Погребижскую. Потакает ее сумасшествию Потому как, может, писательница и сумасшедшая и с ножиком бегает, особенно за журналистами а книжки выходят! Поэтому Лидия Евгеньевна и читает с такой радостью ее новые произведения. Новые сказки — новые бабки…"