Наконец хозяин Феликс Иванович Федуев вернулся в гостиную. Мать честная! Светлова еле удержалась от вздоха изумления, ибо был он теперь в темном бархатном сюртуке и, как говорили в старину, «пахнущий одеколонами».
— Значит, хотите приобрести недвижимость в наших краях? — Федуев с заметным удовольствием оглядел Аню.
— Верно.
— Мысль неплохая… Больше того скажу, замечательная!
— Правда?
— Правда, милая. А и поселяйтесь рядышком. Я не возражаю. Алиса-то, скажу вам по секрету, уж больно девушка склочная. А с вами, — он опять с заметным удовольствием оглядел Светлову, — мы уживемся.
— Вот и уговорите Анечку, — заметила Алиса, подмигивая Светловой. У них был уговор, что она постарается оставить Светлову наедине с хозяином Федуевки.
— Вы ведь у нас соловей. Патриот этой местности. А я пока на кухню загляну к вашей кухарке. Все хочу ее расспросить — уж больно она хорошо огурцы солит!
И не дожидаясь разрешения, — Алиса, как уже сообразила Светлова, видно, вообще не привыкла дожидаться от кого бы то ни было разрешений! — зеленоглазая блондинка исчезла из комнаты.
— Батюшки! — изумилась Светлова, оглядывая стены. — Да у вас библиотека на французском?!
— А как же? — с огромным удовольствием подтвердил кудрявый хозяин. На лице у него было просто написано: "У нас, в девятнадцатом веке — и по-русски?
Это только лакей Петрушка…"
— Неужто читаете?
— Пока еще нет, — скромно потупился Федуев, сдувая невидимые пылинки с рукава своего бархатного сюртука. — Но готовлюсь, изучаю.
Он погладил бакенбарды.
— А кто это?
Светлова обратила внимание на портрет женщины в старинном чепце: скуластое лицо, простое и безыскусное… Таким же безыскусным бывает вид из деревенского окошка… Полоска неба, полоска поля, лужа, серый от дождей забор, куры…
— Эта Анна Павловна Адуева, — важно объяснил хозяин дома.
— Кто?
— Простая русская помещица, соль земли русской, женщина, вобравшая в себя всю мудрость жизни.
— Но ведь это не реальное лицо, а литературный персонаж. Так зовут мамашу Александра Адуева из романа Гончарова «Обыкновенная история». Верно?
— Угадали.
— Но ведь эта женщина вымысел, не так ли?!
— Иной вымысел больше похож на правду, чем сама жизнь. Я попросил одного художника, очень дорогого, надо заметить — у него картины и в Лондоне, и Нью-Йорке продаются, — и он увидел Анну Павловну такой!
— Но…
— Я поклоняюсь этой женщине, — продолжал Феликс Иванович. — Сама того не ведая, она знала формулу счастья. Вот послушайте, что говорит она сыну, который хотел покинуть деревню свою Грачи ради городской жизни.
Федуев открыл застекленную дверцу книжного шкафа, достал томик Гончарова и безошибочно открыл его на нужной странице:
— «Зачем ты едешь? Искать счастья? Да разве тебе здесь нехорошо? — начал читать с выражением кудрявый Феликс Иванович. — Погляди-ка, какой красотой Бог одел наши поля. Вон с тех одной ржи до пятисот четвертей соберем, а вон и пшеничка есть, и гречиха. Подумаешь, как велика премудрость Божия, дровец со своего участка мало-мало на тысячу рублей продадим».
Светлова изумленно слушала эту декламацию.
— «А дичи-то, дичи что! И ведь все это твое, сынок. Погляди-ка, озеро что! Великолепие истинно небесное. Рыба так и ходит! Одну осетрину покупаем. А то ерши, окуни, караси кишмя кишат и на себя, и на людей идет. Вон твои коровки и лошадки пасутся. Здесь ты один всему господин…»
— Или вот… — продолжал Федуев. — «А посмотрите-ка сюда! И тебе не жаль покинуть такой уголок?»
Явно, чтобы проиллюстрировать эти слова, Федуев, жестом фокусника, распахивающего свой волшебный сундук, распахнул створки балконных дверей и продолжал читать:
— «С балкона в комнату пахнуло свежестью. От дома на далекое пространство раскидывался сад из старых лип, густого шиповника, черемухи и кустов сирени, Между деревьями пестрели цветы, бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро, облитое к одной стороне золотыми лучами утреннего солнца и гладкое, как зеркало…»
Светлова только ахала: истинно так! Так оно все в точности и было у Федуева: «От дома на далекое пространство раскидывался сад… бежали в разные стороны дорожки, далее тихо плескалось в берега озеро». Вот, молодец… Ну, точно, как в романе Гончарова!
Идиллию портило только какое-то странное кряхтенье и оханье, раздававшееся откуда-то снизу.