Последние отзывы

  25  

— Позвольте представиться: следователь городской прокуратуры майор юстиции Колыванов Андрей Алексеевич, — торжественно представился вошедший.

— Удостоверение, — попросил Артем.

— Пожалуйста.

И мужчина полез в карман пиджака. Его документы взял Артем и изучал их долго и тщательно, чуть ли не обнюхивая. Потом сказал:

— Да, похоже на правду. Лучше было бы позвонить по месту работы и уточнить, но… Ночь на дворе! Не понимаю только: почему не из районной прокуратуры? Почему из Москвы? Ведь дело возбуждает Грушин? Или как?

— С этим, граждане, еще не ясно, — вздохнул Колыванов и повернулся к хозяину: — Присесть можно?

— И присесть и закусить, — кивнул тот. — Может, выпить, Андрей Алексеевич?

— Ни-ни! — замахал руками следователь. — На службе! А покушаю с удовольствием!

— Кто еще хочет взглянуть на документы майора? — обратился к присутствующим Артем.

— Мы вам верим, — кокетливо сказала писательница. — Уж вы, во всяком случае, разбираетесь в этом лучше нас!

Остальные ее поддержали. Артем вернул удостоверение Колыванову, тот запихал документ в карман пиджака и, сладко причмокнув, пододвинул к себе жульен. Покосившийся на него Сид принялся делать себе бутерброд с черной икрой. Не пропадать же добру!

— Туз крестей — казенный дом, — негромко сказал Грушин.

— Что? — вздрогнула Инга.

— Я говорю, что кому-то из вас выпадает казенный дом. Тюрьма, не иначе.

— Итак, Андрей Алексеевич, что сказал вам Грушин? — настойчиво спросил Артем.

— Что кое-кто хочет сделать признание. Тет-а-тет, так сказать. Добровольно, что зачтется при вынесении приговора.

Кира посмотрела на Колыванова с ненавистью. А Сид хмыкнул.

— Пока я отсутствовал, никто не надумал? — обратился Грушин к сидящим за столом.

И тут случилось неожиданное. Валентин Борисюк промокнул салфеткой рот, и, поднявшись со стула, громко и отчетливо сказал:

— Я.

Похоже, и для самого Грушина это стало неожиданностью. Артем же уставился на своего зама по рекламе тяжелым, пронизывающим взглядом. А Сид перестал жевать.

— Скажите пожалуйста! — покачала головой Прасковья Федоровна. — А на вид такой приличный молодой человек!

— А почему вы думаете, что я шантажист? — с вызовом спросил Валентин.

— Ну, так признание же, — растерянно сказала писательница.

— Публично хотите покаяться или как? — нашелся наконец Грушин.

— Я хотел бы побеседовать с Андреем Алексеевичем наедине, — вздохнул Валентин. — Проконсультироваться, так сказать.

— Пожалуйста, пожалуйста. Я затем и приехал, — и следователь со вздохом сожаления отодвинул тарелку.

— Итак, один решился, — подвел итог Грушин. — Я рад, Валентин. Теперь тебе станет легче дышать.

Борисюк побагровел и отошел к окну. Присутствующие смотрели на него с откровенным любопытством.

— Ну-с, Даниил Эдуардович, и куда нам, так сказать, пройти? — поднялся следователь Колыванов.

— В мой кабинет. Там вам будет комфортно.

— Прошу вас, — кивнул следователь Борисюку. — Пройдемте.

— А вы… Ничего не будете записывать? — с опаской спросил тот.

— Это не допрос. Доверительная беседа в приватной обстановке. То есть наоборот. Приватная в доверительной. А в понедельник вы наведаетесь ко мне, в прокуратуру, и мы все зафиксируем. Оформим, как полагается, подпишем протокольчик…

Борисюк побледнел. Пошел было к двери, но у стола задержался, жалобно спросил:

— Водички можно? Что-то в горле пересохло.

— Да ради бога!

— Подсвечник возьмите, — посоветовал Грушин. — Тот, что на буфете. Там, в кабинете, тоже нет света.

Валентин послушно направился к буфету. И тут Артем вскочил и бухнул кулаком по столу. Так, что приборы жалобно зазвенели:

— Нет, это черт знает что! Я требую, Грушин, чтобы ты это прекратил! Требую, наконец, включить свет! И я не заинтересован в том, чтобы признания делались кому-то постороннему! Я требую…

И вдруг схватился рукой за сердце. Лицо Артема посерело, бизнесмен осел на стул, Инга тут же кинулась к нему со словами:

— Тема, тебе плохо? Сердце, да?

Писательница и Кира тоже засуетились, а Сид посмотрел на Артема с откровенным интересом. Как человеку, не имеющему проблем со здоровьем, ему было любопытно: а что такое боль?

— Вот что значит жить в постоянном напряжении, — покачал головой Грушин. — Довел ты себя, Тема.

  25