— Почему ты веришь Грушину и не веришь мне?
— Да потому что я видел! И слышал! Своими глазами! Своими ушами! Зеленую шляпу! И это: «С таким материалом можно работать»… Ты понимаешь, что чувствует человек, когда про него говорят: материал?! Любимая женщина говорит?! Ты это понимаешь?!
— Но это было до того, как…
— До чего? До знакомства? Ты изменилась? Стала другой? Да невозможно это изменить! Это не меняется! На тебе же пробы ставить негде! Ты — дешевка!
— Артем… — всхлипнула Инга.
— И слезы твои — дешевка. Ты до самой смерти не изменишься. Будешь врать, притворяться, деньги вымогать…
До него вдруг дошло: это же можно прекратить. Простым способом. Больше никогда ее не видеть. И не слышать. Никогда… Спиной он почувствовал ящик стола, о который опирался. Там, в ящике — пистолет.
— Прости меня, — еще раз всхлипнула Инга. — Я сейчас все тебе расскажу. О шантаже. О том, где я брала деньги…
— Я не хочу этого слышать. — Его рука уже нашарила ручку. За которую надо потянуть, чтобы открыть ящик.
— Я действительно нанялась в горничные к Грушиным с определенной целью. Подруга меня устроила. Светка.
— Рыжая? — машинально спросил он. Вцепившись в ручку.
— Да. Она сказала: лови момент. Ты должен меня понять. Я хочу хоть капельку счастья. Дом, семья, дети. Сначала я хотела, чтобы Грушин бросил жену и… Я, кажется, даже влюбилась. Немного. Не так, как в тебя, но…
— Без «но».
— Хорошо. Эти записи. Никогда не думала, что все может обернуться так… Мне просто хотелось заработать денег…
— На мне…
— Но я же от этого отказалась! Я действительно тебя лю…
Вот здесь он не выдержал. Слышать от этой женщины слово «люблю» — уже слишком! У нее прав таких нет! Она должна замолчать!
Он выдвинул ящик стола и нашарил там пистолет. Достал его и увидел в голубых глазах недоумение:
— Артем, что ты собираешься делать?
— А вот что…
Он поднял пистолет и очень спокойно, аккуратно три раза нажал на курок. Ему сразу же стало легче. Будто гора с плеч свалилась. В этот момент он испытывал откровенную радость. Наконец-то! Сколько проблем решено! И сердце болеть перестало.
Инга как-то нелепо, некрасиво сложилась пополам и рухнула на пол. Артем стоял и наблюдал за ней. Спокойно. Отстраненно. А она действительно умерла. На губах пузырится кровавая пена. Одежда испачкана в крови. Хорошие выстрелы. Точные. Все — в грудь. В пистолете патронов больше нет. А жаль…
…В это время Сид закончил свою историю. Прасковья Федоровна слушала молча. Свой монолог Сид завершил словами:
— Прости, мать.
— Да уж, — высказался Борисюк. — И чего людям не хватает? Живет на всем готовом, еще и жене изменяет!
— Милые вы мои, — вздохнул Даниил Грушин. — Ваше семейство меня умиляет. Сейчас все прояснится, и тогда мы поймем, что…
Вот в этот момент и раздался выстрел. Один, потом еще и еще. И женский крик. Приглушенный, словно бы издалека. Грушин вскочил:
— Вот оно!
— Опять стреляют! — в отчаянии воскликнула Прасковья Федоровна. — Да когда же это кончится?!
— Уже кончилось. Бегом все вниз!
И Грушин первым кинулся к дверям. Остальные — за ним. Когда компания влетела на кухню, Артем все еще не трогался с места. Стоял, с любопытством глядя на мертвую Ингу.
— Боже мой! — всплеснула руками Прасковья Федоровна. — Вы все-таки ее убили! Да отнимите же у него пистолет!
— Зачем? — спокойно сказал Даниил Грушин. — В нем больше нет патронов.
Артем поднял пистолет, зачем-то заглянул в дуло и рассеянно сказал:
— И в самом деле… нет…
— Он сошел с ума! — взвизгнула Прасковья Федоровна. — Сид!
— Я вижу, мать.
— У него шок, — сказал Грушин. — Тема, пойдем наверх.
— Когда же, наконец, приедет милиция! — воскликнула писательница. — Я требую! Сид!
— Сид с вами не согласен, — усмехнулся Грушин. — Ему не хочется, чтобы приехала милиция.
— Но почему?
— Потому что… Среди нас теперь три убийцы и один шантажист. Но лично мне больше ничего не надо.
— Поясните… — прошипела Прасковья Федоровна.
— С удовольствием. Но — наверху. Где началось действие, там оно должно и закончиться.
— Я ее убил, — тихо сказал Артем. Кажется, он начал приходить в себя.
— Да, Тема, — мягко сказал Грушин. — Ты все-таки это сделал.
— Я ее убил.
— Пойдем наверх. Тебе надо выпить.