Остановившись у стола, женщина помедлила, не спеша садиться и вопросительно глядя на Потапчука. Глеба она, казалось, не замечала вовсе.
– Меня зовут Федор Филиппович, – поспешно представился генерал, правильно истолковав этот взгляд.
– Очень приятно, – сказала женщина и перевела взгляд на Сиверова.
Голос у нее оказался приятный, с богатым тембром, а во взгляде карих глаз теперь, помимо вопроса, читалось легкое недоумение: похоже, она ожидала, что Потапчук явится на встречу один, и присутствие Глеба ее, мягко говоря, не обрадовало.
– Это Глеб Петрович, – поспешил развеять ее недоумение Федор Филиппович. – Он работает со мной, и при нем вы можете говорить все, что сочтете нужным.
Пристальный взгляд карих, с непривычным разрезом глаз задержался на лице Сиверова еще на миг, будто оценивая, заслуживает ли тот столь высокого доверия, а затем опустился. Женщина коротко кивнула и уселась с прирожденной грацией коронованной особы.
– Очень приятно, – сказала она тоном не оставлявшим сомнения в том, что ее слова – просто вежливая формула, употребленная в соответствующей обстановке, и не более того. – Чашечку кофе, пожалуйста, – добавила она, не поворачивая головы, и торчавший у нее за спиной с блокнотом наизготовку официант беззвучно испарился с такой скоростью, что Глеб, хотевший заказать себе вторую чашку здешней бурды, не успел его задержать.
– Итак, Ирина Константиновна, – тоном светского льва начал Потапчук, – мы вас слушаем.
– Для начала мне хотелось бы знать, кто это "вы", – очень умело пародируя его интонацию, с короткой, суховатой улыбкой возразила Ирина Константиновна.
Глеб подумал, что она, по крайней мере, не глупа и умеет себя держать. Это внушало надежду, что свой диплом искусствоведа Ирина Константиновна получила не в подземном переходе у станции метро "Арбатская". Впрочем, человек – система сложная; даже у самого примитивного представителя рода человеческого граней гораздо больше, чем у бриллианта тончайшей огранки. Глебу встречались редкостные мерзавцы, которые были чертовски умны и умели держать себя как наследники престола, а также прекрасные, достойные всяческого уважения люди, выглядевшие как бродяги и предпочитавшие пить из горлышка и есть руками с газеты.
– Я думал, что в представлениях нет нужды, – очень натурально изобразив изумление и даже легкую обиду, заявил Федор Филиппович. – Разве Виктор Викторович не сказал вам, кто я?
– Он сказал, как вас зовут и что вы способны помочь развеять некоторые мои... ну, скажем так, опасения. Но, несмотря на его слова, я не уверена, что сочту нужным с вами откровенничать. Среди знакомых Виктора... Викторовича, – едва заметная пауза после имени о многом сказала Сиверову, и он сдержал понимающую улыбку, которая могла показаться этой увешанной бриллиантами Ирине Константиновне оскорбительной, – есть люди, которым я бы не торопилась доверять.
– Такие знакомые есть у кого угодно, – негромко рассмеявшись, утешил ее Федор Филиппович. – К некоторым из своих, например, я ни за что не рискну повернуться спиной.
Пока они обменивались этими сомнительными любезностями, Глеб быстро прокрутил в голове имена людей, которых знал, о которых слышал и на которых имел досье, отыскивая среди них Виктора Викторовича, достаточно богатого, влиятельного и умного, чтобы завести такую любовницу. Купить манекенщицу с фарфоровым кукольным личиком и бессмысленными стеклянными гляделками мог любой денежный мешок, но, чтобы привлечь и удержать при себе такую женщину, нужно было, помимо денег, обладать еще многими незаурядными качествами. Если Глеб Сиверов хоть что-то понимал в людях, эта женщина хорошо знала себе цену и цена эта была немаленькой.
Помимо этого, таинственный Виктор Викторович был на довольно короткой ноге с генералом Потапчуком, а таких людей в Москве насчитывалось не так уж много: Федор Филиппович был разборчив в связях и если уж действовал по принципу "ты мне, я тебе", то лишь с теми, кому мог доверять.
Сопоставив все это и перешерстив хранившуюся у него в голове картотеку, Глеб получил одну фамилию: Назаров. К фамилии прилагалась биографическая справка с длинным перечнем занимаемых должностей и предполагаемым размером личного состояния; исходя из этой информации, можно было предположить, что Потапчук глубоко заблуждался, считая, будто любовница самого Назарова станет на него работать. Кстати, а кто она сама? Ирина Константиновна... Ее имя и отчество казались Глебу странно знакомыми, как будто это словосочетание встречалось ему совсем недавно, и притом именно в связи с искусствоведением...