109 
Но она все тянула, не в силах выбрать один из двух вариантов, казавшихся ей одинаково неприятными, а главное – спорными. На самом деле дойти до финиша в этом забеге могла только она, и никто другой. Конечно, если бы Глеб Петрович, скажем, сумел понравиться Валерии Захаровне, тогда, может быть...
"Черта с два!" – думала Ирина всякий раз, когда ее посещала эта мысль, и чувство, которое она при этом испытывала, напоминало самую настоящую ярость. Воображение немедленно включалось и начинало рисовать сцены, от которых у Ирины сами собой сжимались кулаки и начинали мелко дрожать губы. Черта с два! Эта игрушка уважаемой Валерии Захаровне не достанется – по крайней мере, в качестве подарка от Ирины Андроновой она ей не достанется точно...
И потом, шансов у Глеба Сиверова было все-таки меньше, чем у Ирины, по той простой причине, что он был мужчиной. Конечно, в наше время люди свободно обсуждают друг с другом вещи, о которых раньше было не принято упоминать даже ночью, в постели, под одеялом. Женщины спокойно говорят о своем возрасте и количестве перенесенных пластических операций, некоторые даже гордятся этим, и все же... Все же Ирина считала, что это дело ей следует довести до конца самой. Сама начала, сама и закончит, а Сиверова можно будет подключить на последнем этапе – том самом, когда музы умолкают и начинают говорить пушки...
Короче говоря, с некоторых пор Ирина Андронова твердо уверовала в то, что нащупала ниточку, которая рано или поздно приведет ее если не к самой "Мадонне Литта", то к ее настоящему похитителю.
– Вы уж на меня, пожалуйста, не обижайтесь, – улыбаясь теплой, открытой улыбкой, продолжала Валерия Захаровна. – Никогда не замечала за собой склонности к поучениям, и вдруг, представьте... Это, наверное, возрастное. Видимо, в зрелом возрасте у каждого человека появляется потребность поделиться с молодыми опытом – как правило, увы, горьким.
– О каком возрасте вы говорите? – очень натурально изумилась Ирина.
– Полноте, милочка! – Валерия Захаровна рассмеялась, и смех ее был похож на звон хрустального колокольчика – такой же мелодичный, звонкий и бесстрастный. – Вы ведь тоже не двадцатилетняя дурочка, так зачем же ею притворяться? В вас есть настоящий стиль, у вас прекрасный вкус, при этом вы умны и, как любой достаточно компетентный работник искусства, обладаете зорким глазом... Простите мне этот безобразный оборот – "работник искусства". Это, знаете ли, тяжкое наследие супружеской жизни...
– Пустяки, – улыбнулась Ирина. – Ваши комплименты...
– Я не собиралась говорить вам комплименты! – перебила ее Валерия Захаровна. – Я всего лишь констатировала тот простой факт, что вы неглупы и обладаете хорошим зрением, а значит, просто не можете заблуждаться по поводу моего возраста, находясь всего в полутора метрах от меня. Ну, сколько мне, по-вашему, лет? Только, чур, говорить правду!
"Ты сама-то ее когда-нибудь говорила?" – подумала Ирина.
– Тридцать пять, – сказала она вслух.
– Я же просила говорить правду, – мягко напомнила Валерия Захаровна.
– Ну, тридцать восемь.
– Опять врете!
– Ну, хорошо... Не понимаю, зачем это все вам нужно, но... Хорошо! Сорок... два.
– Сорок восемь! – с торжеством воскликнула Валерия Захаровна.
– Не может быть! – ахнула Ирина.
Она знала, что Валерии Захаровне три месяца назад стукнуло пятьдесят четыре.
– Оставим эту тему, – со снисходительной улыбкой произнесла очень довольная произведенным эффектом Валерия Захаровна. – Она мне неприятна, хоть это именно я ее затронула. Слава богу, я лишена большинства психологических комплексов, однако собственная старость, согласитесь, совсем не тот, предмет, который приятно обсуждать. Конечно, молодость души важнее молодости тела, и все же, все же... У вас прекрасное собрание живописи, – объявила она, резко меняя тему, и с видом знатока огляделась по сторонам.
– Это коллекция отца, – сказала Ирина. – Я добавила к ней лишь очень немногое, и...
– А что именно? – заинтересовалась Валерия Захаровна.
Ирина поднялась из-за стола, стараясь двигаться как можно изящнее и грациознее, и пошла по комнате, легко касаясь кончиками пальцев массивных старинных рам.
– Вот этот Матисс, – говорила она, – этот Коро, ранний Брюллов...
– Я же говорила, у вас превосходный вкус, – похвалила Валерия Захаровна.
"Надо решаться", – подумала Ирина. В конце концов, именно для этого разговора она пригласила Валерию Захаровну в квартиру отца, рискуя быть замеченной людьми генерала Потапчука, и прежде всего Сиверовым, который умел видеть многое, сам оставаясь невидимым. Только здесь, в этих стенах, среди знакомых с детства картин старых мастеров, книг по искусству и бесчисленных антикварных безделиц, этот разговор мог быть уместным. Это был разговор, ради которого Ирина искала знакомства с Валерией Захаровной, и вот теперь время для него, кажется, настало.
109 
