ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Леди туманов

Красивая сказка >>>>>

Черный маркиз

Симпатичный роман >>>>>

Креольская невеста

Этот же роман только что прочитала здесь под названием Пиратская принцесса >>>>>

Пиратская принцесса

Очень даже неплохо Нормальные герои: не какая-то полная дура- ггероиня и не супер-мачо ггерой >>>>>

Танцующая в ночи

Я поплакала над героями. Все , как в нашей жизни. Путаем любовь с собственными хотелками, путаем со слабостью... >>>>>




  60  

Гаркуша сел за руль джипа и вывел его на дорогу, оставив в перекопанном сугробе глубокую колею. Кот тем временем забрался в свою "девятку" и, как только джип на первой передаче прополз мимо, безбожно газуя, увязая в снегу, загнал отчаянно буксующую легковушку на его место. Глеб, Бек и Клава вместе с выбравшимся из-за руля Котом замаскировали "девятку" все тем же валежником. Хозяйственный Гаркуша еще раз старательно перекопал многострадальный сугроб саперной лопаткой и помахал сверху еловой лапой. Из этого следовало, между прочим, что бросать "девятку" на произвол судьбы Кот не собирается, и Глеб подумал, что уважаемый Петр Иванович может оказаться одним из тех фраеров, про которых говорят, что их сгубила жадность.

Они разместились в джипе в прежнем порядке – Гаркуша за рулем, рядом с ним Кот, а Сиверов, Клава и Бек – втроем на заднем сиденье, которое здесь, слава богу, было попросторнее, чем в "Жигулях".

– С богом! – громко объявил суеверный Гаркуша и включил передачу.

Ехали они совсем недолго. Как только джип выполз из просеки на лесную дорогу, Гаркуша опять нажал на тормоз.

– В чем дело? – недовольно спросил Кот.

– Славянская хитрость, – туманно ответил Гаркуша. – У меня дед, между прочим, всю войну партизанил. Давай, Бек!

– Партизанил, – недовольно проворчал Бек, который уже успел пригреться в углу и не очень хотел снова вылезать из машины. – У старух хлеб с салом отнимал, партизан хренов...

С этими словами он извлек откуда-то топор, выбрался наружу и, хрустя валежником, скрылся в лесу, мигом исчезнув из вида за порослью колючего елового молодняка.

– Что еще за фокусы? – подозрительно спросил Кот.

Глеб улыбнулся: Кот сам был тем еще фокусником и потому видел во всем, чего не понимал, попытку обмана.

– А сейчас, – сказал внук партизана, – все сами увидите. Спокойно, все будет в полном ажуре...

Из леса, с той стороны, где скрылся Бек, донеслось тюканье топора. Потом в лесу что-то длинно затрещало, послышался нарастающий шум, как от сильного порыва ветра, откуда-то сверху посыпались лепешки слипшегося снега, и вдруг огромная, увешанная гирляндами шишек, мохнатая, разлапистая ель, явно подпиленная заранее, гулко ухнув, треща ломающимися ветвями, разбрасывая комья снега, рухнула поперек просеки, откуда они только что выехали.

– Идиоты, – проворчал Кот, – партизаны из дурдома... Как я теперь оттуда выеду?

– Главное, чтоб было на чем выезжать, – рассудительно возразил Гаркуша. – Зато теперь ее никто не уведет. А дерево мы вшестером в два счета уберем, не волнуйся.

– Кретины, – безнадежно сказал Кот, который, в отличие от Гаркуши, вовсе не рассчитывал вернуться сюда вшестером.

Бек, очень довольный, с головы до ног обсыпанный тающим снегом, швырнул под ноги мокрый топор и плюхнулся рядом с Глебом на сиденье. Его дурное настроение как рукой сняло.

– Поехали, шеф! – заорал он, как подвыпивший пассажир такси.

Гаркуша тронул машину. Глеб подавил вздох и стал смотреть в забрызганное грязью окно, за которым проплывал неохотно выходящий из зимней спячки сосновый лес. У него было такое чувство, будто он сам спит и видит скверный сон о том, что собирается ограбить Государственный Эрмитаж в веселой компании клинических дебилов.

* * *

Возня в зале, где разместилась привезенная из Испании выставка золотых украшений и драгоценных камней, стихла уже за полночь, а технический персонал – говоря по-русски, уборщицы – разошелся еще позже, поскольку должен был прибрать за теми, кто целый день мусорил, распаковывая и размещая многочисленные экспонаты. Наконец последняя стружка была сметена с драгоценного царского паркета и последняя уборщица, бормоча себе под нос и шаркая растоптанными туфлями, удалилась по длинному коридору в сторону служебных помещений. Когда ее шарканье и бормотанье стихло в анфиладе роскошных, увешанных картинами залов, Ваулин, стоя в дверях, в последний раз окинул взглядом ряды таинственно отсвечивающих в полумраке застекленных витрин и посторонился, давая смотрительнице возможность запереть и опечатать помещение. Представитель испанской стороны, носатый чернявый мужичонка в мятом пиджаке, с виду – вылитый мусульманин, ваххабит девяносто шестой пробы, разве что гладко выбритый, придирчиво осмотрел печать и что-то такое горячо пролопотал по-своему. Видно было, что ему до смерти охота подергать дверь, но он, бедняга, сдерживается, понимая, что это бессмысленно. Смотрительница что-то ответила ему по-испански, и он немного успокоился. Вид у нее был усталый и измученный, испанцы ее сегодня здорово укатали, но Ваулина это не касалось: у каждого своя работа, своя ответственность и свои трудности. Конечно, чаи в кабинетике распивать да трепаться об искусстве куда как легче! В общем, это как у дедушки Крылова: "Ты все пела? Это дело! Так пойди же попляши!"

  60