ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Слепая страсть

Лёгкий, бездумный, без интриг, довольно предсказуемый. Стать не интересно. -5 >>>>>

Жажда золота

Очень понравился роман!!!! Никаких тупых героинь и самодовольных, напыщенных героев! Реально,... >>>>>

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>




  60  

Гаркуша сел за руль джипа и вывел его на дорогу, оставив в перекопанном сугробе глубокую колею. Кот тем временем забрался в свою "девятку" и, как только джип на первой передаче прополз мимо, безбожно газуя, увязая в снегу, загнал отчаянно буксующую легковушку на его место. Глеб, Бек и Клава вместе с выбравшимся из-за руля Котом замаскировали "девятку" все тем же валежником. Хозяйственный Гаркуша еще раз старательно перекопал многострадальный сугроб саперной лопаткой и помахал сверху еловой лапой. Из этого следовало, между прочим, что бросать "девятку" на произвол судьбы Кот не собирается, и Глеб подумал, что уважаемый Петр Иванович может оказаться одним из тех фраеров, про которых говорят, что их сгубила жадность.

Они разместились в джипе в прежнем порядке – Гаркуша за рулем, рядом с ним Кот, а Сиверов, Клава и Бек – втроем на заднем сиденье, которое здесь, слава богу, было попросторнее, чем в "Жигулях".

– С богом! – громко объявил суеверный Гаркуша и включил передачу.

Ехали они совсем недолго. Как только джип выполз из просеки на лесную дорогу, Гаркуша опять нажал на тормоз.

– В чем дело? – недовольно спросил Кот.

– Славянская хитрость, – туманно ответил Гаркуша. – У меня дед, между прочим, всю войну партизанил. Давай, Бек!

– Партизанил, – недовольно проворчал Бек, который уже успел пригреться в углу и не очень хотел снова вылезать из машины. – У старух хлеб с салом отнимал, партизан хренов...

С этими словами он извлек откуда-то топор, выбрался наружу и, хрустя валежником, скрылся в лесу, мигом исчезнув из вида за порослью колючего елового молодняка.

– Что еще за фокусы? – подозрительно спросил Кот.

Глеб улыбнулся: Кот сам был тем еще фокусником и потому видел во всем, чего не понимал, попытку обмана.

– А сейчас, – сказал внук партизана, – все сами увидите. Спокойно, все будет в полном ажуре...

Из леса, с той стороны, где скрылся Бек, донеслось тюканье топора. Потом в лесу что-то длинно затрещало, послышался нарастающий шум, как от сильного порыва ветра, откуда-то сверху посыпались лепешки слипшегося снега, и вдруг огромная, увешанная гирляндами шишек, мохнатая, разлапистая ель, явно подпиленная заранее, гулко ухнув, треща ломающимися ветвями, разбрасывая комья снега, рухнула поперек просеки, откуда они только что выехали.

– Идиоты, – проворчал Кот, – партизаны из дурдома... Как я теперь оттуда выеду?

– Главное, чтоб было на чем выезжать, – рассудительно возразил Гаркуша. – Зато теперь ее никто не уведет. А дерево мы вшестером в два счета уберем, не волнуйся.

– Кретины, – безнадежно сказал Кот, который, в отличие от Гаркуши, вовсе не рассчитывал вернуться сюда вшестером.

Бек, очень довольный, с головы до ног обсыпанный тающим снегом, швырнул под ноги мокрый топор и плюхнулся рядом с Глебом на сиденье. Его дурное настроение как рукой сняло.

– Поехали, шеф! – заорал он, как подвыпивший пассажир такси.

Гаркуша тронул машину. Глеб подавил вздох и стал смотреть в забрызганное грязью окно, за которым проплывал неохотно выходящий из зимней спячки сосновый лес. У него было такое чувство, будто он сам спит и видит скверный сон о том, что собирается ограбить Государственный Эрмитаж в веселой компании клинических дебилов.

* * *

Возня в зале, где разместилась привезенная из Испании выставка золотых украшений и драгоценных камней, стихла уже за полночь, а технический персонал – говоря по-русски, уборщицы – разошелся еще позже, поскольку должен был прибрать за теми, кто целый день мусорил, распаковывая и размещая многочисленные экспонаты. Наконец последняя стружка была сметена с драгоценного царского паркета и последняя уборщица, бормоча себе под нос и шаркая растоптанными туфлями, удалилась по длинному коридору в сторону служебных помещений. Когда ее шарканье и бормотанье стихло в анфиладе роскошных, увешанных картинами залов, Ваулин, стоя в дверях, в последний раз окинул взглядом ряды таинственно отсвечивающих в полумраке застекленных витрин и посторонился, давая смотрительнице возможность запереть и опечатать помещение. Представитель испанской стороны, носатый чернявый мужичонка в мятом пиджаке, с виду – вылитый мусульманин, ваххабит девяносто шестой пробы, разве что гладко выбритый, придирчиво осмотрел печать и что-то такое горячо пролопотал по-своему. Видно было, что ему до смерти охота подергать дверь, но он, бедняга, сдерживается, понимая, что это бессмысленно. Смотрительница что-то ответила ему по-испански, и он немного успокоился. Вид у нее был усталый и измученный, испанцы ее сегодня здорово укатали, но Ваулина это не касалось: у каждого своя работа, своя ответственность и свои трудности. Конечно, чаи в кабинетике распивать да трепаться об искусстве куда как легче! В общем, это как у дедушки Крылова: "Ты все пела? Это дело! Так пойди же попляши!"

  60