Через десять минут он возвращается и слышит от Сереги бодрое:
— Порядок!
Таможня, значит, дала добро. Спрашивает безразлично:
— И когда?
— Сам понимаешь, быстро такие дела не делаются. Часиков в пять подходи. В конце рабочего дня. Часа тебе хватит?
— Я же сказал, что мне хватит десяти минут.
Он прикидывает. В пять вечера здесь. Часов в шесть в больнице. Забирает женщину. Едут на квартиру к Лесе. Завтра к обеду у него в руках будет этот, как его? «Стикс»! А что потом? Куда его и куда ее? Жить надо днем сегодняшним. Действовать по обстоятельствам. Сначала надо заполучить «Стикс».
— Пойду покамест пообедаю, — говорит он Сереге.
— В «Девятый вал»? — усмехается тот.
— Типун тебе на язык! Правильно в Р-ске говорят: место проклятое. Все началось, когда я туда пообедать пошел. Наелся досыта. Нет уж, я найду чего-нибудь попроще.
— Тогда иди в «Малахит». Хотя, говорят, там погано кормят.
— Куда-нибудь пойду. А в пять сюда подрулю.
Он и в самом деле идет перекусить в кафешку. Домой не хочется. Надо посидеть, подумать. А там Леха надрывается. Орет, как будто его режут. Он усмехнулся. Машинально назвал сына Лехой. Выходит, принял.
Пять часов вечера
Он приходит первым, но и Серега точен. В пять часов вечера привозят истопника. Серега остается в кабинете, внимательно прислушиваясь к разговору. И с этим ничего не поделаешь. Официально капитан Свистунов в отпуске. Не удел. Что ж, терпи.
— Присаживайся, Алик, — дружелюбно говорит он и достает из кармана пачку сигарет. — Куришь?
Тот качает головой: нет, нет, нет. Вид у истопника испуганный. Пока он прикуривает, Алик мелко-мелко дрожит и вдруг кричит:
— Я не убивать! Не убивать! Не убивать я!
— Тебя никто в убийстве и не обвиняет. Ты меня хорошо понимаешь? Все мои слова понятны?
Тот кивает.
— Я тебе сказал: садись. Ты слышал? Ты понял, что я сказал?
Алик кидается к стулу.
— Давай договоримся сразу: ты мне не врешь. Я верю, что ты не убивал. Но кое-что нехорошее ты сделал. Так?
Алик молчит.
— Э, друг, так не пойдет! Я предлагаю вариант. Я сам тебе все расскажу. А ты подтвердишь. Все, мол, так и было.
Алик кивает.
— Итак, тебя послали за пивом. Пиво ты купил, целый ящик, и понес его в сауну. Тяжело было нести?
Еще один кивок. Кажись, дело пошло.
— У крыльца тебя остановил парень в футболке и джинсах. Или в лесу?
— Дрова. Дрова лежать, он остановить.
— У поленницы, значит. Почти что у дверей. Попросил бутылку пива. Ты ему продал за сто рублей. Так дело было?
Плюс еще один кивок. Они почти у цели.
— После чего ты поднялся на крыльцо, вошел в избу. В сенях столкнулся с габаритным господином в пиджаке на голое тело.
В глазах у Алика непонимание.
— Слово габаритный непонятно? Ну, извини. С толстяком, говорю, в сенях столкнулся.
Алик согласно кивает. Вот мы и у цели. В шаге.
— Кто нашел женщину в сауне? Ты?
Вид у истопника жалкий.
— Ты. Факт. Они потом ее хватились. А ты уже знал, что она там. Ну да ладно. Это я тебе прощаю. Не прощаю другое. Женщину унесли, а ты остался в сауне. И что-то поднял с пола. Когда ты это сделал? Когда нашел ее первым или когда тело уже унесли? Отвечай!
— Не понимай, — качает головой истопник.
— Хорошо. Конкретный вопрос: что ты поднял с пола?
— У Алика ничего нет. Ничего нет, — бормочет истопник.
— Хватит врать! — орет он и стучит кулаком по столу. — Не понимаешь по-хорошему! Значит, будет по-плохому!
— Не надо начальника, — жалобно говорит Алик. — Не надо плохой.
— Тогда говори: что поднял с пола?
— Я думать, он — золото.
— Золотой? Что золотой?
— Пробка, — тихо говорит истопник. — Пробка золотой.
— Там разбился флакон?
— Не понимай, — качает головой Алик.
— Твою мать! Пузырек, говорю, разбился! — рявкает он. — А ты осколки стекла поднял и в карман засунул! И пробку!
— Я думать, он золотой. Женщина богатый, красивый. Я думать, золотой, — бормочет истопник. — Женщина такой красивый, машина большой. Я думать…
— Вот чурка! — злится он. — Нет, ты подумай? Начитаются сплетен в бульварных газетенках. Наслушаются. Потом друг другу передают. У богачей, мол, унитазы золотые, на золоте едят-пьют, из золотых кранов льется алмазная вода. Увидел желтяшку — и цап! Я думать, золото, — передразнил он. — Тьфу! Дикари! Дети вольных степей! Где она, пробка?