Из машины полезли какие-то люди в кожаных куртках, и Макарыч, кряхтя, пошел встречать гостей. У него еще теплилась надежда, что эти люди просто заблудились, не туда свернули, вот и попали в богом забытый угол… Впрочем, он тут же мысленно оборвал себя: чтобы попасть сюда случайно, нужно было быть пьяным в дрезину и километров двести ехать, не открывая глаз. Разве что они ехали в деревню…
А что им делать в деревне на такой машине и с такими рожами?
Приезжих было четверо. Трое были одеты в кожаные куртки, просторные черные брюки и тупоносые дорогие туфли – словом, в привычную даже глазу деревенского жителя униформу российского «братка». Они были разного роста и телосложения, и волосы у них были разные – вернее, то, что от этих волос осталось после стрижки, – и лица, конечно же, были друг на друга совершенно непохожи, но Макарычу вдруг показалось, что перед ним стоят трое единоутробных близнецов, до того одинаковым было выражение их лиц. Старик Куделин хорошо знал это выражение – слава богу, насмотрелся, когда с отцовской однозарядной берданкой в руках оборонял поместье от новых хозяев. Да и, кроме того, бывали случаи – приезжали братишечки за «эксклюзивом», а один, помнится, и вовсе заявился с деловым предложением: давай-ка, дед, посади у себя марихуанку, конопельку посей, а я у тебя буду урожай на корню скупать. И людям, типа, хорошо, и тебе, старый, лишняя копейка не помешает – в смысле, лишний цент…
Итак, с троими из четверых приехавших на серебристом джипе людей все было ясно. Перед Макарычем, разминая затекшие от долгого сидения в машине ноги, стояли типичные бойцы, охранники – быки, одним словом. Зато четвертый заставил Василия Макаровича озадаченно нахмурить седые кустистые брови. На бандита он не походил, на хозяина – тоже. Щуплый такой парнишечка в матерчатой курточке, в неновых джинсах и потрепанных рыжих сапогах на толстой подошве, на переносице – очки, на лохматой голове – картуз с козырьком, как у дореволюционного приказчика. Вроде парень был как парень, но уж очень он не вписывался в компанию, с которой приехал, да и машина, из которой он выгрузился, была ему как будто не по чину.
Мордовороты в черной коже остались возле машины, закурили и стали с ленивым любопытством озираться по сторонам, будто в музее каком-нибудь или, скажем, в ботаническом саду: и скучно беднягам, и уйти нельзя. Их спутник шагнул вперед, и Макарыч понял, что разговаривать будет именно он.
– Здорово, отец, – развязно поздоровался парень в очках. Получилось это у него как-то ненатурально, видно было, что разговаривать он привык совсем по-другому, но изо всех сил старается не ударить лицом в грязь перед своими товарищами. А может, и не товарищами вовсе, а, наоборот, конвоирами… Кто их теперь разберет?
– Здорово, коли не шутишь, – довольно прохладно ответил Макарыч. – Только не припомню я у себя таких сыновей.
– Ну, с мужиками это бывает, – прежним неестественно развязным тоном сказал приезжий. – Думаешь, ты холостой и бездетный, а на поверку оказывается, что у тебя двадцать пять детишек по всем регионам России.
– Ты, парень, кончай придуриваться, – напрямик резанул Макарыч. – Года мои не те, чтобы зубы с тобой за компанию сушить. Говори, зачем приехал, или проваливай восвояси. Чего вам? Заблудились, что ли?
– Еще не знаем, – сказал очкастый. – Сейчас разберемся. Если ты – Макарыч, садовод, то, значит, не заблудились.
– Я садовод, – сказал Куделин, – только я тебе не Макарыч, а Василий Макарович, понял?
Возле машины кто-то коротко, неприятно рассмеялся, и один из кожаных близнецов – самый здоровый, с черной шерстью на плоской макушке и с огромной, синей от бритья челюстью – отчетливо произнес:
– Во, блин, дает Мичурин!
Очкастый парень смущенно передернул плечами и наконец улыбнулся почти по-человечески.
– Очень рад, – сказал он искренне. – А я, знаете, сомневался, существуете вы на самом деле или это все байки…
Видите ли, я ландшафтный архитектор…
– Кто? – спросил Макарыч. – Кто-кто?
– Ландшафтный ар… Гм, – молодой человек зачем-то воровато оглянулся на своих спутников и, сильно понизив голос, продолжал:
– Агроном. Закончил сельскохозяйственную академию, но работы по специальности сейчас маловато…
– Скажи лучше, что ее в Москве маловато, – вставил Макарыч, – и платят за нее тоже маловато. Так, что ли? На земле, парень, не за деньги работают, а за любовь. Хотя, конечно, любовью сыт не будешь. Так чего тебе надо, ландшафтный архитектор?