Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
51 
На поверхности все выглядело несколько иначе. Мужчина в дорогом костюме только что вышел из надраенного до блеска «рено», с недовольным видом приложил к уху трубку мобильника.
Шмыгнула мимо стайка хохочущих девиц в новомодном шмотье. Парень с пижонскими бакенбардами, с серьгой в ухе и проколотым подбородком посасывал пиво из банки, в глазах у него застыл полнейший пофигизм. Трудно было не завидовать всем подряд.
Бубен вставил в автомат только что купленную карточку, табло высветило «20 единиц» времени.
– Здравствуйте, девушка. Фирма называется «Логос-М», мне нужен телефон приемной. Нет, адрес я не знаю. Знаю, что у них целая сеть Интернет-кафе… Так, записываю. Спасибочки.
«Не отходя от кассы», набрал новый номер.
– «Логос»? Не подскажете как к вам проехать?.. Сергей Владимирович у себя? Не знаете, когда вернется? Но вообще-то должен?
Еще по дороге они договорились не являться к Кормильцеву на дом, не убивать его на глазах жены и детей. Оставались еще два варианта: офис и дача. Дача есть у каждого уважающего себя москвича. Но вряд ли Кормильцев потянется туда среди рабочей недели, тем более в такую слякотную погоду. Остается офис. По крайней мере в качестве отправной точки.
В самом плохоньком офисе теперь на входе постоянно работают камеры. Поэтому надо трижды подумать, откуда войти в здание, чтобы не оставить «визитных карточек».
Судя по табличкам и вывескам у входа, в серой семиэтажке находилось больше десятка офисов.
Но ситуация разрешилась неожиданно просто.
Обойдя здание с тыла, можно было попасть внутрь элементарно – толкнув неказистую дверь.
– Я-то думал, у Кормильца круто, – с некоторым разочарованием протянул Бубнов.
Почти все они считали спонсора чрезвычайно богатым человеком. Если Кормильцев, не мелочась, регулярно отстегивает бабки, значит ворочает в столице целыми глыбами.
– Может, он не любит пыль в глаза пускать? – предположил Тарасов.
– Офис – лицо фирмы, – авторитетно заявил Бубен.
– Никого ты сейчас офисом не убедишь, если за ним ни хрена не стоит. Разве что налоговая присмотрится внимательнее.
– Зачем он влез в дерьмо? Занимался бы своим бизнесом, открывал бы новые точки. Собирать нас вместе, потом закладывать. Умный человек должен понимать, что на этом скорее потеряешь, чем заработаешь, – «Потеряешь» – это еще слабо сказано. Если б даже мы не доперли, пристукнули бы те, кому он нас продал. Чтобы бабки сэкономить и концы спрятать в воду.
– Неужто он такой дурак?
– На хрен за него думать? И так голова тяжелая.
Поднявшись на третий этаж, встали в узкой нише, с обратной стороны лифтовой шахты. Скосив глаз в окно, можно было видеть внизу стоянку. Не слишком высоко, спонсора можно будет узнать в лицо.
* * *
Глеб отправил второй по счету сигнал из пионерлагеря – в самом скором времени стоило ожидать последствий. Вся короткая процедура самообнаружения тесно увязалась у Сиверова со звуками вагнеровской оперы. В отличие от опер Верди, у Вагнера он не так любил арии. Мешал лязгающий немецкий язык. Гораздо большее наслаждение доставляло звучание оркестра – вот в этом Вагнер был мастером непревзойденным. Эта музыка как стихия, будто огромные океанские валы накатывали на берег и разбивались о камни.
В ожидании нападения мощь музыки воспринималась даже острее, чем обычно. Как было бы все просто, если бы он вызывал огонь только на себя, отправив остальных в надежное укрытие.
Но враг не станет нападать с наскока. Сперва установят наблюдение, убедятся, что команда здесь, на месте.
В первый раз боевики предполагали ловушку.
Поэтому послали далеко не лучших, тех, кого не было жалко. Теперь бросок зверя будет стремительнее, опаснее. И потерь, похоже, не миновать.
Арифметика потерь. За ней стоят люди. Если план сработает, если удастся поймать живца на крючок, множество жизней будет спасено – среди военных, среди населения. В евангельской притче пастух бросает без присмотра сотню овец ради одной потерявшейся. На войне работает другая, холодная арифметика. Сто больше, чем единица. Даже два и то больше.
Последние дни Глеб уже не мог себе позволить слушать большие куски из оперы. Надевал наушники минут на пять-десять. Важно было держать под контролем ситуацию на ближних подступах к очередному убежищу. Даже не будучи дежурным, человек по прозвищу Слепой ни днем ни ночью не мог себе позволить полностью расслабиться, отключив зрение и слух.
51 
