Когда до города оставалось километров шесть, Александр Михайлович попросил Геннадия Викторовича притормозить. С самым невинным видом.
– Что такое? – осведомился Большеротов.
– Да вот захотелось выйти. Боюсь, не дотерплю до дома. Случается.
– А, дело понятное, – сочувственно протянул инженер и съехал с дороги. – Вот кусты, – кивнул он в сторону придорожной посадки.
– Да-да, я вижу.
Александр Михайлович вышел, направился к кустам, затем достал пистолет и громко позвал:
– Геннадий Викторович! Геннадий Викторович, идите сюда! Скорее, скорее!
Его голос был тревожным, словно у него случился сердечный приступ. Большеротов тяжело выбрался из автомобиля и направился к своему клиенту. Когда до Скобелева оставалось всего три шага, Большеротов замер на месте. Что-то во всем этом показалось ему подозрительным. Но было уже поздно.
Отставной полковник ФСБ быстро повернулся, вскинул руку с пистолетом, на который был навернут глушитель, и дважды нажал на курок. Глаза Большеротова изумленно открылись, он все еще не верил, что вот сейчас, именно в этот момент, на обочине его встретит смерть. Первая пуля попала в грудь, вторая в голову, точно в центр высокого лба. Большеротов взмахнул короткими руками и рухнул навзничь в снег.
– Ну что ж, приятель, уважаемый… – пробурчал Александр Михайлович Скобелев, нагнулся и извлек из внутреннего кармана Большеротова свои деньги. – Вот и лежи здесь. Думаю, тебя скоро найдут, а вот меня вряд ли. Не знал ты, с кем дело имеешь.
Скобелев сел в автомобиль, запустил двигатель и поехал в город, абсолютно спокойный и уверенный в себе. Даже если его кто и остановит, достаточно будет показать удостоверение сотрудника ФСБ, и от него сразу же отвяжутся. Как это ни странно, но удостоверение у Александра Михайловича было настоящее. Вопреки всем инструкциям, он не стал сдавать его, уходя из «органов», а забрать силой никто из бывших сослуживцев не решился.
Но серый «опель» никто не остановил, и Александр Михайлович Скобелев бросил автомобиль, аккуратно припарковав его во дворе многоэтажного дома. Оттуда на такси он добрался до своего убежища. Дальше дело оставалось за малым.
На следующий день Скобелев занес черный дипломат в Южный порт и положил его в грузовой контейнер рядом с ящиками. Взрывное устройство было включено чуть меньше, чем на десять суток, и двадцать второго марта 1996 года должен будет прозвучать взрыв, если, конечно, хозяин не придет к контейнеру и не отключит механизм.
* * *
Но, наверное, сам дьявол был заинтересован в том, чтобы страшный замысел полковника Скобелева был осуществлен. Двух ханыг, застреленных полковником, нашли только на четвертые сутки и то совершенно случайно. Дети, живущие в соседних дворах, рядом с заброшенным детским садом, играли в войну, естественно, в «чеченцев» и «наших».
Заброшенный детский сад изображал больницу, которую захватили непримиримые. Дети поверх шапок завязали куски зеленой материи и держали детский сад – «больницу» – в осаде. Девочки изображали больных, а мальчишки в зеленых повязках грязными снежками и кусками льда отбивались от наседавших «десантников». Преимущество, конечно же, было на стороне «российских войск», и детский сад был взят штурмом. С криками и гиканьем дети ворвались в здание. Оборонявшиеся отступили на второй этаж. И возможно, если бы Саша Дмитриев, не желая сдаваться, не спрыгнул бы в шахту, никто ни о чем и не узнал бы.
– Ура! Ура! Вперед! Сдавайтесь Ложитесь на землю, иначе всех расстреляем, – кричали «десантники», штурмуя второй этаж детского сада.
И в это время раздался истошный детский вопль. Голос доносился откуда-то издалека, но он был настолько душераздирающий, что и атакующие, и те, кто защищал детский сад, тут же остановили игру.
– Кто это? Где это?
– Вроде, Сашка Дмитриев, – сказал один из мальчишек. – Только откуда он орет? Может, ногу сломал? А может, руку? Шею свернул?
– Свернул бы – не кричал.
– А где он? – оглядываясь по сторонам, – спросил тот, кто изображал генерала российских войск.
– Да черт его знает! – ответили ему. И в это время истошный вопль повторился. Он доносился снизу, из лифтовой шахты.
– Эй, ты где?
– Здесь, в яме! – сквозь рыдания выкрикнул Сашка. – Здесь, в яме!
– Чего ты орешь, как будто с тебя кожу сдирают? Придурок несчастный.
– Здесь., здесь.., такое… – вопил мальчишка, не в силах остановить рыдания.