— Вам решать… — Паркер пожал плечами. — Правда, на вашем месте я подержал бы мистера Рида в колодце хотя бы до завтра — после этого маленького одиночного заключения он стал бы отвечать на ваши вопросы куда охотнее. Но, боюсь, это дало бы повод обвинить нас в негуманности… и жестоком обращении с дикими животными.
С этими словами он двинулся к выходу из сарая, но вдруг замер на месте, увидев у самых дверей Майкла. Впрочем, ничего особенно удивительного в этом не было — Паркер уже привык к тому, что его старый друг всегда оказывался рядом, когда он в нем больше всего нуждался.
Но рядом с ним Паркер увидел Марис и отступил назад. Заметив его смятение, Дуайт Харрис подошел к нему и встал рядом.
— Я едва успел перехватить эту парочку прежде, чем они ворвались в сарай и все испортили, — сказал он. — Пришлось кое-что им объяснить, чтобы они не волновались.
— Они боялись, что Ной меня убьет?
— Нет, сэр, они боялись — вы убьете его. Паркер улыбнулся:
— Хотелось бы мне знать, где они набрались таких безумных идей.
— Пожилой джентльмен говорил что-то насчет вашего плана. Мисс Мадерли его разгадала.
— Ну, это меня не удивляет.
Неуклюже приволакивая ноги, Паркер снова двинулся вперед. Майкл, словно почувствовав, что Паркеру необходимо пройти эти несколько ярдов самостоятельно, не спешил ему на помощь и даже удержал Марис, которая сделала движение навстречу. Лишь когда он приблизился на расстояние вытянутой руки, Майкл спросил, не нужно ли ему инвалидное кресло.
— Спасибо, Майкл, было бы очень кстати.
Майкл пошел в сарай за креслом, а Паркер повернулся к Марис, которая продолжала смотреть на него во все глаза.
— Ты думала, я парализован? Она кивнула:
— Ты говорил что-то насчет коленей… Как будто их у тебя нет.
— Правильно — нет. У меня титановые суставы. Я ничего тебе не сказал, чтобы ты и дальше думала, будто без кресла я и шагу не могу ступить. Чтобы мой план сработал, Ной должен был быть убежден в этом…
Он немного подумал и решил, что не должен ничего скрывать от нее.
— Но эти несколько шагов, Марис, — это все, на что я способен, — добавил он. — Вряд ли я когда-нибудь смогу ходить, как все нормальные, здоровые люди.
— Это не имеет значения, Паркер. Никогда не имело…
— Знаешь, какой подарок был самым лучшим в моей жизни? — спросил Паркер, гладя Марис по спине после бурных занятий любовью. — Полный стакан светлячков.
— Светоносок.
— Или жуков-фонариков. — Он негромко рассмеялся. — Ты быстро учишься, Марис. С некоторой помощью ты скоро станешь королевой редакторов.
— А та ночь была самой удивительной, самой волшебной ночью в моей жизни. Если, конечно, не считать ночи сегодняшней…
— Знаешь, Марис, я хотел попросить у тебя прощения за то, что я тебе тогда наговорил…
— Ш-ш-ш, молчи. Я понимаю, почему ты должен был так поступить.
— Понимаешь?
— Да. Ты должен был избавиться от меня, убрать меня с острова, прежде чем сюда нагрянет Ной.
Паркер взял ее за подбородок и, заставив приподнять голову, заглянул в лицо:
— Но ведь я собирался использовать тебя, чтобы…
— Я догадалась. Мне кажется, сначала ты хотел, чтобы он застал нас в постели…
— Да.
— Но ты изменил свой план, когда влюбился в меня. Ты не захотел, чтобы я участвовала в этой сцене… И поэтому оскорбил меня, чтобы уберечь от… всего этого. Тебе необходимо было, чтобы я уехала, но ты не мог сказать мне об этом прямо.
Паркер нежно погладил ее по щеке:
— Умница ты моя!
— Значит, я права?
— Абсолютно права. Особенно насчет того, что я в тебя влюбился.
— А сейчас? Что ты чувствуешь сейчас?..
— Я полюбил тебя и люблю. — Паркер прижался к ее губам и поцеловал так, что у Марис не осталось ни тени сомнения в его словах.
— Я одного не могу понять… — сказала Марис, когда оба слегка отдышались. — Правда, мы договорились не говорить об этом сегодня, но мне все же хотелось бы прояснить один вопрос…
Они действительно решили, что сегодня ночью не будут возвращаться к прошлому. Их ожидали месяцы, быть может — годы сложнейших судебных разбирательств, которые должны были увенчаться полной реабилитацией Паркера и строгим приговором Ною. Помимо этого, Марис ждали дела издательского дома, за который она теперь отвечала единолично, а Паркеру предстояло писать новые книги. Они еще не решили, где и как они будут жить — в Нью-Йорке или на Санта-Анне, или и там, и здесь попеременно.