— А я, по-твоему, неприличный?
— Не особенно.
Рассмеявшись, Паркер скомкал салфетку и ловко закинул ее на тележку.
— Ладно, тащи это все на кухню и возвращайся скорее. Ты уже показал Марис, какой ты щедрый и гостеприимный хозяин, но я-то знаю: тебе не терпится узнать, что она скажет о моей «Зависти».
Майкл вышел, что-то бормоча себе под нос, а Паркер повернулся к Марис.
— Готов спорить на что угодно, этот не слишком лестный монолог посвящен мне, — сказал он, как только Майкл исчез в кухне и не мог их услышать.
— Он — твой родственник? — поинтересовалась Марис.
— Не по крови.
— Но он тебя любит.
Паркер остро взглянул на нее, но, когда он увидел, что Марис не пытается язвить, выражение его лица несколько смягчилось. Несколько секунд он раздумывал, потом медленно кивнул:
— Да, пожалуй. Я думаю, можно и так сказать…
— Разве ты никогда об этом не задумывался?
— Задумывался, но… не такими словами.
— Майкл всегда заботился о тебе?
— Нет, не всегда.
— Я имела в виду после… после несчастного случая…
— Несчастного случая?!
Марис указала на его инвалидное кресло:
— Мне показалось…
— С чего ты взяла, что это был несчастный случай?
— Разве с тобой произошло что-то другое?
Из кухни появился Майкл, но, почувствовав, что мешает серьезному разговору, нерешительно остановился на пороге. Паркер махнул ему рукой. На этот раз он был почти благодарен ему за невольное вмешательство. А может — и даже скорее всего! — вольное. Мало что ускользало от внимания Майкла Стротера.
Набрав полную грудь воздуха, Паркер медленно выдохнул и повернулся к Марис, которая села на плетеный диванчик в углу, предварительно сдвинув в сторону несколько географических атласов.
— О'кей, давай с этим кончать, Марис. Что ты хочешь сказать?
Она рассмеялась.
— Это не суд, и я не судья, — сказала она.
— Нет?
— Совсем нет. Но свое мнение у меня имеется, и я хотела бы его высказать. То, что я прочла, мне понравилось. Очень понравилось… — Она замолчала, переводя взгляд с него на Майкла и обратно.
— Что-то мне подсказывает, что следующее предложение ты начнешь с большого-пребольшого «но»… — заметил Паркер. Он старался говорить шутливым тоном, но голос его чуть заметно дрожал, и Марис снова улыбнулась.
— То, что я держу в руках, — только набросок, Паркер. Превосходный набросок, и все же это не совсем…
Майкл негромко кашлянул и, опустив голову, уставился на мыски своих кроссовок.
— Набросок?
— Именно… — Марис облизала пересохшие губы. — Да, написано очень хорошо, просто великолепно написано, но… Ты скользишь по поверхности, даешь только контуры, общие описания событий, тогда как они должны быть глубже, рельефнее.
— Понятненько…
— Да нет же, Паркер, это совсем неплохо, просто…
— Ты хочешь сказать — хуже некуда? — развернув кресло, Паркер покатился к стеклянной стене и остановился там спиной к Марис, неотрывно глядя на побережье, где легкие волны накатывались на песчаный пляж. На Санта-Анне сильный прибой случался крайне редко, и берег не был обезображен волноломами, дамбами и прочими инженерными сооружениями, уродующими континентальное побережье возле портов и поселков.
— Я вовсе не разочарована тем, что я прочла, — сказала за его спиной Марис. — Скорее наоборот…
В наступившей неловкой тишине ее негромкий голос прозвучал робко, почти испуганно. Из кухни доносился шум воды — там работала посудомоечная машина, но это был единственный звук, нарушавший безмолвие большого дома.
Неожиданно плечи Паркера начали трястись, и он поспешно закрыл ладонью рот, стараясь заглушить рвущиеся из груди звуки.
— О, Паркер, пожалуйста, не надо! — воскликнула Марис. Теперь она действительно не на шутку испугалась.
Этого он уже не выдержал. Повернувшись к ней вместе с креслом, Паркер захохотал во все горло. К нему немедленно присоединился Майкл.
Марис ничего не понимала.
— Твоя взяла, старый черт! — выдавил наконец Паркер. — С меня пятьдесят баксов.
— Я же говорил, — откликнулся Майкл, довольно хихикая. — Интуиция никогда меня не подводила!
Марис вскочила с дивана и с гневом посмотрела на обоих. Уперев кулаки в бока — чего, строго говоря, ей делать не следовало, так как тонкая блузка на груди тотчас натянулась, и мокрые кружева под ней обозначились яснее, — она сердито сказала: