25 
Они смешались с толпой, и Шелли не могла не заметить, что все находящиеся в комнате женщины, будь то сотрудницы факультета или жены многочисленных коллег, тянулись к Гранту, подобно голубям, устремляющимся на место своего гнездования. Ее уже тошнило от их коварных вопросов, намеренно вовлекающих Гранта в разговор о Мисси Ланкастер и ее самоубийстве. Однако ему удалось искусно перевести беседу в иное русло.
Мужчины, удобно расположившись в уголке, обсуждали последний футбольный матч и шансы университетской команды в матче за кубок. Грант представил Шелли, не поясняя, кто она, но один из ее бывших преподавателей все равно ее вспомнил. Шелли не сомневалась, что разговоры об их преподавательско-студенческом альянсе, подобно дыму, уже распространяются среди приглашенных.
Час спустя Шелли и Грант очутились в рабочем кабинете ректора Мартина. Они обсуждали достоинства триктрака перед шахматами, когда в кабинет вошел ректор собственной персоной.
– А-а, вот вы где, мистер Чепмен. Я как раз собирался перекинуться с вами парой слов. – Голос его звучал вполне дружелюбно, однако решительность, с которой он закрыл за собой двойные двери кабинета, пробудила в Шелли дурные предчувствия.
– Мы любовались этой комнатой, – весело заметил Грант. – Она просто великолепна, как, впрочем, и весь дом.
– Да-с… что ж, – отозвался ректор, зачем-то кашлянув, – как вам из – вестно, дом этот – собственность университета, но, когда меня назначили ректором и мы здесь поселились, Марджори заново все отделала.
Подойдя к книжным полкам, ректор сложил руки за спиной и приподнялся на носках туфель.
– Мистер Чепмен…
– Прошу прощения, – пробормотала Шелли и направилась к двери.
– Нет-нет, миссис Робинс, поскольку это касается и вас, я бы попросил вас остаться.
Украдкой глянув в сторону Гранта, Шелли согласилась:
– Хорошо.
– Ну так вот, – веско произнес ректор, – как вам известно, наш университет предъявляет к своим сотрудникам и студентам высокие требования – это относится и к науке, и к морали. Мы, я имею в виду совет директоров, заботимся о высочайшей репутации нашего учебного заведения. Поскольку церковь вносит самый значительный финансовый вклад в бюджет нашего университета, мы обязаны дорожить своим добрым именем. А следовательно, – продолжал он, обведя глазами кабинет и устремив на них взгляд, призванный вселить ужас в душу любого злодея и еретика, – сотрудники нашего факультета должны иметь безупречную репутацию как в стенах университета, так и за их пределами.
Вокруг воцарилась гробовая тишина. Ни Грант, ни Щелли не произнесли ни слова и не двинулись с места, но краем глаза Шелли заметила, как сжались кулаки Гранта.
– Мистер Чепмен, мы шли на определенный риск, когда нанимали вас в качестве преподавателя. Члены совета директоров внимательно изучили ваше заявление о приеме на работу. Они сочли, что вашингтонская пресса обошлась с вами несправедливо. И великодушно поверили вам, памятуя о презумпции невиновности. У вас отличные рекомендации. Когда вы начнете печататься – а вы, помнится, изъявили такое желание, – это будет весьма лестно для нашего университета. Однако ваше общение со студенткой, пусть даже старшего курса, делает вас уязвимым для критики и выставляет университет в невыгодном свете. Тем более что вышеупомянутое прискорбное событие у всех свежо в памяти. Посему я вынужден просить, чтобы вы и миссис Робине, чей статус разведенной дамы лишь усугубляет сомнительность ситуации, прекратили встречаться друг с другом в неофициальной обстановке.
Гранта не впечатлили ни приказ ректора, ни его благочестие.
– А иначе что? – спокойно поинтересовался он. Сдержанный тон заметно диссонировал со свирепым выражением его лица.
– В противном случае мы будем вынуждены пересмотреть ваш контракт в конце семестра, – ответил ректор Мартин.
Грант подошел к Шелли и взял ее под руку.
– Вы не только оскорбили меня и подвергли сомнению мою нравственность, которая, я уверен, вполне соответствует университетским нормам, – вы еще и оклеветали миссис Робинс…
– Грант…
– …чья репутация безупречна, – мистер Чепмен подхватил тон и интонации ректора.
Она пыталась вмешаться, опасаясь, что, защищая ее, он вызовет еще больший гнев. Ибо, судя по мертвенно-бледному лицу мистера Мартина, не многие могли позволить себе игнорировать его предупреждения – если вообще таковые находились.
25 
