Последние отзывы

  126  

Эти вопросы кажутся странными только оттого, что эффект эмоциональной чумы слишком фантастичен, чтобы поверить в его реальность. Человеческий разум, по-видимому, отказывается согласиться с тем, что подобное может иметь место в реальности. Это какая-то гигантская нелогичность социальных условий, которые долгие годы сохраняют свое существование. Мне бы хотелось попросить читателя обратить внимание на это противоречие между огромным масштабом и неправдоподобием эмоциональной чумы, отнесясь к этому как можно более серьезно. Я глубоко убежден, что ни одно социальное зло любого масштаба не может исчезнуть с лица земли, пока общественное сознание отказывается принять факт, что подобный вздор действительно существует и он на самом деле настолько широкомасштабен, что его не увидишь. По сравнению с безграничностью социального сумасбродства, которое постоянно подпитывается хорошо укоренившейся эмоциональной чумой, базовые социальные функции, которые управляют жизненными процессами — любовь, работа и знание — выглядят карликами и кажутся нелепыми с социальной точки зрения.

Обширный медицинский опыт показывает, что неразрешенная проблема подростковой сексуальности имеет более далеко идущие последствия для социальной жизни и моральной идеологии, чем, скажем, закон о тарифах. Попробуем представить себе парламентария, который случайно оказавшись терапевтом, воздействует на правительство пространными выступлениями и парламентской дискуссией о проблемах пубертата, а после того, как его предложения потерпели неудачу, устраивает обструкцию в законодательном органе. Данная иллюстрация раскрывает основное противоречие между повседневной жизнью человека и формой исполнительной власти, которая управляет этой жизнью. Если опираться на факты, то выяснится, что в обсуждении парламентом проблемы подросткового возраста нет ничего неординарного. Все, включая каждого члена парламента, прошли через ад сексуальной фрустрации в пубертатном возрасте. Ничто в жизни несравнимо с тяжестью и значением такого конфликта. Это — проблема общего социального значения. Рациональное разрешение проблемы пубертата несомненно могло бы устранить определенный объем социального зла, такого, как подростковая преступность, страдание, вызванное разводами или обусловленное ранним воспитанием, и т. д. Итак, нам следует рассматривать требования нашего гипотетического парламентария как совершенно рациональные и полезные, но в то же самое время мы будем чувствовать, что стараемся избежать их. Что-то в нас норовит отшатнуться от публичного парламентского обсуждения проблемы пубертата. Это «что-то» как раз и есть намерение и эффект социальной эмоциональной чумы, которая постоянно стремится сохранить себя и свои институты. Она делит жизнь общества на частную и официальную. Частная жизнь исключает общественное обсуждение. Официальная — внешне асексуальна, а внутренне — порнографич-на и извращена. Если бы не было этой пропасти, она была бы идентична частной жизни и могла точно отражать повседневную жизнь в крупных социальных формах. Подобная унификация самой жизни и общественных институтов была бы простой и несложной. Но затем автоматически отпал бы тот сектор общественной структуры, который не только ничего не вносит в социальную жизнь, но периодически подводит ее на порог катастрофы. Этот сектор — «высокая политика» во всех ее аспектах.

Сохраняющаяся пропасть между актуальной жизнью социального организма и его официальным фасадом представляет собой усиленно защищаемую интенцию эмоциональной чумы. Чума регулярно проявляет разрушительные черты, если к этому провалу подступаются, рационально опираясь на факты. Она вновь представляется высокой политикой, которая действует против распространения сексуально-экономической реализации связей между биологическим организмом животного, человека и своим общественным положением. Эта процедура в своей самой мягкой форме является чем-то вроде: «Эти «проповедники сексуальной философии» — как аморальные нарывы на теле социума, которые иногда прорываются. К сожалению, нет сомнений, что животное и человек в том числе имеют сексуальность. Но сексуальность еще не вся жизнь. Существуют другие, более важные вопросы, такие, к примеру, как экономика и политика. Сексуальная экономика — это уже слишком. Было бы гораздо лучше обходиться без нее».

Подобный аргумент постоянно встречается при индивидуальном лечении биопатии или работе со студентами. Нет сомнений в том, что он имеет в основании оргастическую тревогу и представляет собой нежелание устранить существующее отклонение. Столкнувшись с таким аргументом во время публичного выступления, связанного, скажем, с психической гигиеной, невозможно разоружить существующие культурные и другие «ценности», говоря о панцире и страхе удовольствия. Человек, занимающий позицию сексуальной экономики, обнаружит, что общество против него, поскольку его члены обладают такими чертами характера и иррациональными аргументами, порожденными этими чертами, которые имеют много общего с враждебными. Это тот момент обсуждения, во время которого многие терапевты и педагоги терпят крушение. Но есть неопровержимый, чисто логический аргумент, который, согласно нашему опыту, имеет успех.

  126