36 
Палец Дерриока обвел материк, который через много тысячелетий стал приманкой для людей, наделенных воображением, и получил название «Новый Свет».
— Этот континент обитаем? — спросил Уайк.
— Не знаю. Но одно несомненно: человек на этой планете возник в другом месте, по всяком случае, сейчас людей там немного. На пленках я не увидел никаких признаков их присутствия, однако, возможно, кое-какое население там и появилось. Но взгляните, что должно произойти дальше!
Его слушатели смотрели во все глаза, но ничего не видели.
— Времени на объяснение у меня нет, — с раздражением сказал Дерриок. — Словом, люди обязательно доберутся туда — это ведь огромный материк, с большим количеством плодородных, хорошо орошаемых земель. Люди будут проникать туда и через те места, где находимся сейчас мы. Вот взгляните: отсюда — и туда, — его палец проделал путь через Берингов пролив и Аляску. — По всей вероятности, этот процесс уже начался. Людям тут предстоит освоить значительный кусок своей планеты — рай для охотников. Но они будут оторваны от культурного центра этого мира, который находится вот здесь, — он снова указал на Европу. — В один прекрасный день, когда появятся мореходные суда, люди, достигшие уже относительно высокой культуры, пересекут вот этот океан, а может быть, и вон тот — это не имеет значения. Они найдут практически необжитые земли и отнимут их у первоначальных поселенцев. И вот тогда-то там начнется бурное развитие. Вот почему вам следует отправиться именно туда. Вы проведете в тайнике тысячи лет, но зато, проснувшись, найдете все, что вам нужно, у себя под рукой.
В рубке наступило гнетущее молчание.
— Ну что же, братцы, — наконец прервал его Нлезин. — Придется нам совершить небольшую прогулку.
11
Напряжение последних часов лишило Дерриока последних сил. И пока остальные все еще стояли вокруг, пытаясь осмыслить его слова, антрополог погрузился в тяжкое забытье.
Окутанный мягкой тьмой, Дерриок грезил. Его сны Колрак назвал бы видениями, но в мозгу антрополога не угасала искорка сознания, и эта мысль была решительно отвергнута. Он даже слегка улыбнулся во сне, и окружающие недоумевали, что же могло показаться ему смешным после всего случившегося.
Сперва в его снах преобладало тщеславие, и это раздражало Дерриока. Он словно смотрел на себя глазами ребенка: герой, тяжело раненный в момент катастрофы, спасает товарищей благодаря мудрости, накопленной за долгие годы. В бредовом тумане Дерриок даже обрадовался. На самом деле он так и не стал по-настоящему крупным ученым и знал, что его считают сухарем. Приятно, что тебя наконец оценили, полюбили…
Потом эта картина исчезла, сменившись пляской формул, перемежавшихся образами многих стран и многих миров. Он увидел своеобразное животное, названное человеком, как бы в многостворчатом зеркале — повсюду немного разное и повсюду одинаковое. Зеркало было чуть-чуть кривым, но если бы удалось протянуть руку, коснуться его, потрогать…
Вдруг Дерриок почувствовал, что ему лучше. Безмерная усталость исчезла, тело обрело новые силы. Сознание прояснилось, и он увидел все вокруг с кристальной ясностью. Он был счастлив, очень счастлив, потому что еще так недавно не сомневался, что умирает, и все-таки ошибся. Он обрадовался, когда они покинули корабль, но постарался не показать виду. Ведь он не писатель и не священник, чтобы упиваться бодрящим ветром и запахами травы!
Но как ему хорошо! У этой планеты доброе, теплое солнце и у него совсем золотые лучи. Дерриок почувствовал, что их прикосновение исцелило его, как может исцелять только солнце. И тут они увидели на горизонте дым, а на следующий день услышали голоса, смех, крики. Его сердце забилось. Люди! Ему хотелось пойти к ним, подружиться с ними, попытаться понять их. Да, конечно, он будет собирать факты, статистические данные, но это — потом, это область рассудка. А сейчас ему нужны просто люди, и тени, колеблющиеся у костров, и свежее мясо, и питье — крепкое, опьяняющее.
И, может быть, именно здесь он найдет друга — мужчину или женщину, все равно, лишь бы хоть ненадолго почувствовать, что он не одинок. Ведь так давно умерла она, та, которая не должна была умереть, должна была жить вечно.
Он был счастлив, счастлив как никогда. Напиток был хорош, от него кружилась голова — Дерриок ощущал во рту вкус этой теплой влаги…
Через два часа после того, как Дерриок впал в забытье, у него началась агония.
36 
