Вскоре после обеда ко мне пришла Седина, — задумчиво продолжал он. — Она сбежала с уроков, просто чтобы побыть со мной. Она знала, что мне несладко, хоть я и ненавидел при жизни этого сукиного сына. Мы легли рядом на мою кровать и лежали так дотемна. Она знала, что мать ее будет волноваться, если она не придет домой. Она даже плакала за меня, а я не мог.
Он замолчал, и в комнате повисла тяжелая тишина. Алекс по-прежнему неподвижно стояла у окна, завороженная его рассказом. Сердце ныло в груди от сострадания к тому осиротевшему юноше, оставшемуся в далеком прошлом.
— И тогда вы впервые овладели Сединой?
Он посмотрел ей в лицо и, встав с кресла, подошел поближе.
— Ну раз уж вы заговорили о постельных делах, как у вас-то с ними?
Напряжение лопнуло, и ее терпение тоже.
— Может, хватит вам ходить вокруг да около? Возьмите да спросите напрямик.
— Ладно, — с усмешкой сказал он. — Как, Джуниор уже залез к вам под юбку?
— Негодяй!
— Так залез или нет?
— Нет!
— Но держу пари, что пытался. Он всякий раз пытается. — Его гортанный смех странно волновал ее. — Точно. — Он поднял руку и погладил ее по щеке тыльной стороной ладони. — Покраснели, госпожа прокурор.
Она резко отвела его руку.
— Идите к черту!
Она злилась за себя за то, что покраснела перед ним, как школьница. Какое ему дело, с кем она спит? Но больше всего раздражало ее, что ему было явно все равно. Его глаза на мгновение вспыхнули, но она назвала бы это искрой веселья или, быть может, презрения, но уж никак не ревности.
В отместку ему она внезапно спросила:
— Из-за чего вы с Селиной поссорилась?
— Мы с Сединой? Когда?
— В предпоследнем классе, весной. Почему она уехала в Эль-Пасо и стала встречаться с моим отцом?
— Может, ей надо было сменить обстановку, — беспечно сказал он.
— Вы знали, как сильно любит ее ваш лучший друг? Бесившая ее усмешка сползла с его лица.
— Это вам Джуниор сообщил?
, — Я знала и до того, как он сообщил. А вы — тогда еще — знали, что он ее любит? Он передернул плечами.
— Чуть не каждый парень в школе…
— Рид, я говорю не об увлечении девочкой, которая пользуется популярностью. — Она схватила его за рукав; было заметно, как важен для нее этот разговор. — Вы знали, как Джуниор к ней относится?
— Ну и что, если знал?
— Он сказал, что вы бы его убили, если бы он хотя бы дотронулся до нее. Сказал: вы бы их обоих убили, если бы он вас предал.
— Он просто так выразился.
— Джуниор сказал то же самое, но я сомневаюсь, — ровным голосом произнесла она, — тут кипели страсти. Отношения между вами были сложными, запутанными.
— Чьи отношения?
— Вы и моя мать любили друг друга, но вы оба любили и Джуниора. Чем не любовный треугольник в самом строгом смысле слова?
— Куда это вы, черт побери, клоните? Или вы думаете, мы с Джуниором — пара педиков? — Он внезапно схватил ее руку и прижал к своей ширинке. — Чувствуешь, крошка? Он куда чаще не мягкий, а вот этакий, но на «голубого» отродясь не вставал.
Ошарашенная и потрясенная, она с трудом выдернула руку и машинально вытерла ладонь о бедро, словно стирая клеймо.
— У вас психология деревенского хама, шериф Ламберт, — сказала она, волнуясь. — По-моему, у вас с Джуниором такая же любовь, как бывает у индейцев между побратимами. Но вы с ним одновременно и соперничаете.
— Я с Джуниором не соревнуюсь.
— Неосознанно, быть может, но люди вас друг на друга всегда натравливали. Угадайте, кто неизменно выходил победителем? Вы. Это вас беспокоило. До сих пор беспокоит.
— Опять завели свою психологическую волынку?
— Это не только мое мнение. Стейси в тот вечер тоже об этом говорила, и без всякой моей подсказки. Люди вас обоих вечно сравнивали, сказала она, и Джуниор всегда оказывался вторым.
— Мало ли что люди думают, я тут ни при чем.
— Ваше соперничество достигло высшей точки, когда дело коснулось Селины, верно?
— А чего меня спрашивать? Вы и сами все знаете.
— У вас и тут был перевес. Джуниор лишь мечтал стать любовником Седины, а вы им были на самом деле.
Повисло продолжительное молчание. Рид глядел на нее с сосредоточенностью охотника, который поймал наконец свою добычу в перекрестье оптического прицела. Солнечный свет, струившийся сквозь жалюзи, играл в его глазах, на волосах и бровях, которые сошлись на переносице, не предвещая ничего хорошего.