– Шверин! – позвал король, почуяв неладное. – Почему вы здесь? Ваше место – впереди пехоты!
Картечь разорвала старого вояку.
Фридрих закричал:
– Циттен! Пришло и твоим гусарам время умирать…
Под стенами Праги началась уже не битва, а – резня. Обе стороны бились насмерть. Фридрих прыгнул на телегу, не отрывая подзорной трубы от глаза.
– Что вы ищете, мой король? – спросил его де Катт.
– Щель для крысы, – отвечал Фридрих. – В этой ужасной каше мне нужна только щелка. Образуйся она хоть на миг, я втиснусь туда головой, раздвину ее плечами, и тогда противник будет разделен мною на две части. По частям же бить удобнее… Вот она! – воскликнул Фридрих. – Вот она… я вижу ее! Принц Фердинанд, берите шесть свежих батальонов… вечером я должен видеть вас встречающим меня на базарной площади Праги!
Эта встреча не состоялась, и битву прекратил только мрак ночи. Живые укрылись за стенами цитадели, озверевшие от крови потсдамцы затаптывали раненых в болота. Фридрих отправил в город гонца с предложением сдаться. Прага отвечала ему гордым отказом: «Мы решили умереть!» Король был озабочен.
– Везите сюда осадные орудия, – велел он. – Мы станем наказывать чехов днем и ночью ядрами величиной с голову померанского теленка…
Прага запылала. Сильный ветер раздувал пожары. Пражане сотнями гибли от дыма и огня, резали лошадей, чтобы не умереть с голоду, в храмах навалом лежали обожженные и раненые, трупы погибших раздувало от сильного жара, и они лопались, издавая зловоние…
Тогда женщины взяли детей своих на руки и решили выйти из города – в поля, в леса, в прохладу, в тишину.
Доложили об этом Фридриху, и он осатанел:
– Затолкайте их штыками обратно в пражское пекло! Они знали, что король не шутит… Я уже предлагал им сдаться! Они ответили, что согласны умереть – вот и пусть теперь дохнут…
Дурное настроение не покидало его. Мужество пражан сбивало все его четкие планы кампании. Фриц не привык к упорному сопротивлению. Брань, самая чудовищная, сыпалась на головы генералов. Сейчас он терял время, а союзные армии, пока он застрял под Прагой, маневрировали для боя с ним. Из Петербурга сообщали, что русские уже готовы к походу…
Все складывалось отвратительно. Наконец Фридрих не выдержал: он поручил вести осаду Праги маршалу Кейту, а сам помчался навстречу австрийской армии Дауна.
Король провел ночь в придорожном трактире возле Коллина, уронив голову на замызганные доски стола. Спал тревожно, часто пробуждаясь, глядел во тьму… Его разбудил де Катт:
– Ваше величество, уже светает.
Из окна трактира, жуя кусок сыра, король обозрел поле предстоящей битвы. Быстро составил план диспозиции, в полки были разосланы «дирекции» на движение. Все началось превосходно: Циттен выкосил авангарды австрийцев, словно дурную траву. В разгар боя – в творческом вдохновении – Фридрих вдруг решил переменить «дирекцию» на флангах…
К нему примчался из боя на коне принц Мориц, доказывая абсурдность этой перемены в самый разгар баталии. Протягивая к Фридриху руки в окровавленных перчатках, принц взывал:
– Король, разве так уж надо, чтобы мы шагали по трупам?
Фридрих побелел. Схватил шпагу и прижал эфес к груди. Острие направил в принца:
– Убью, как собаку… Вперед!
Пруссаки снова полезли по трупам и смяли австрийцев. Казалось, исход битвы решен. Даун уже писал на спине своего адъютанта приказ о спешной ретираде. Но тут случилось непредвиденное: из армии Фридриха побежали прочь саксонцы, взятые им в плен из «Пирнского мешка». Они бежали навстречу польско-саксонскому корпусу, бившемуся на стороне Дауна. Каре прусской лейб-гвардии встретило беглецов беспощадным огнем. Пальба шла такая, что сумки с патронами скоро опустели. И вот тогда польские лихие гусары-панцирники врубились в каре гвардии Фридриха.
Рубили со смаком и при каждом ударе восклицали:
– Вот тебе за Дрезден!.. Вот тебе за Пирну!.. Будешь еще залезать к нам, прусачье рыло?
Фридрих с трудом собрал вокруг себя сорок человек:
– Ребята, вас поведу я… Мы возьмем батареи врага!
Его нагнал адъютант, схватил за конец плаща:
– Остановитесь, король! Нельзя же брать батарею одному!
Фридрих оглянулся: никто уже не скакал за ним следом. Он вернулся назад и поддал ногой по барабану с бубенцами.
– Уходить, – сказал. – Обратно за Эльбу… Фортуна оказалась сегодня женщиной, а я никогда не был бабником. Бросайте все: пушки, обозы, раненых… Но спасти во что бы то ни стало двух раненых – Циттена и Манштейна!