– Но ты была довольна? Или предпочла бы, чтобы он произнес одно короткое слово?
Дезире пожала плечами.
– Мне все равно. Я же знаю, он стыдится подобной откровенности. Наверное, считает, что мужчина должен молчать о своих чувствах. А может, не знает, что следует говорить.
Элиана вздохнула.
– Пусть бы Бернар не говорил со мной о любви, но был бы рядом. Ведь Эмиль никогда не оставлял тебя одну!
– Так ведь он занят совсем другим делом, ему не приходилось воевать. И потом мне бывало одиноко даже рядом с Эмилем.
– Да, – промолвила Элиана, – такое случается с каждым.
В это время в ярко освещенном проеме балкона появилась Адель. Солнце играло в ее бирюзовых глазах, но на хорошеньком личике отразился испуг.
– Мама, смотри!
Элиана увидела в руках дочери конверт с печатью военного ведомства.
«Бернар! – подумала она. – Или… Ролан?»
– Открой! – попросила она, ухватившись рукой за перила. Адель помотала головой.
– Я боюсь!
– Давайте я открою! – послышался голос Дезире. Элиана кивнула, и Адель подала женщине письмо.
В этот миг Элиана почувствовала себя как утопающий, который видит приближение очередной гигантской волны, и пока Дезире вынимала из конверта сложенный вдвое лист, стояла ни жива ни мертва.
С улицы доносились летние звуки, в зарослях плюща весело гомонили птицы, но в душах трех находившихся на балконе женщин царила могильная тишина.
На мгновение зеленые глаза Дезире стали яркими, как изумруды.
– Это о Ролане. Твой сын жив, Элиана! – прошептала она, впервые называя бывшую госпожу просто по имени. – Он был ранен и сейчас находится в парижском военном госпитале. Ты можешь забрать его домой.
Элиана закрыла глаза, чувствуя, как ее уносит куда-то теплая, живительная волна облегчения и невероятной радости.
Сколько раз она представляла себе, как Ролан входит в дверь, улыбающийся, с сияющими глазами. Но мечты есть мечты, а явь есть явь – одно никогда не похоже на другое. Теперь она должна ехать к нему сама.
Внезапно на сердце Элианы словно бы легла какая-то тень, а в душу закралось странное сомнение и тревога. Наверное, так бывает, когда предвкушение счастливых минут соседствует с неуверенностью в том, что они все-таки наступят.
Дезире обняла женщину со слезами на глазах.
– Мне жаль, – еле выговорила Элиана, имея в виду гибель Себастьяна, – как мне жаль!
– Я рада, что Ролан жив, – прошептала Дезире – Ведь он для меня почти как сын.
– Ты поедешь со мной?
– Нет, я навещу вас потом.
– А я с тобой, мама! – Адель первая пришла в себя, она прыгала и смеялась, как маленькая. – Мы поедем прямо сейчас?
– Да, конечно.
Девушка побежала переодеваться, и через полчаса они уже сидели в открытой коляске. Адель щебетала без умолку, вертя головой во все стороны. Она надела новую светло-сиреневую шляпку, украшенную желтыми, голубыми и розовыми цветами, и такого же цвета шелковое платье. Несколько непокорных золотисто-каштановых завитков выбивалось на лоб, что придавало девушке озорной и кокетливый вид.
Они ехали по Парижу, по летнему Парижу, казавшемуся воплощением изящества и красоты, полному солнца и света, изысканно-безупречному и в то же время очаровательно-легкомысленному городу сказочных грез.
Элиана хотела заехать в церковь, но потом решила, что еще успеет это сделать. Она улыбалась легкой улыбкой, но ее глаза оставались печальными.
– Что с тобой, мама? – с упреком спросила Адель.
– Я не понимаю, почему Ролан не приехал сам и не прислал записки. Что с ним? И отчего нам так поздно сообщили о том, что он жив? Где он пропадал все это время?
Адель пожала плечами. Она не удивилась и не встревожилась. Ее не пугало будущее. Ей казалось, что наладить жизнь так же просто, как навести порядок в собственной комнате.
– Возможно, он был без сознания. Или болен тифом, и его лечили где-нибудь в Пруссии или Польше. И потом, ты же знаешь, как безобразно работает почта!
– Да, ты права, дочка, – промолвила Элиана, – главное, что он все-таки жив!
Они вышли из экипажа и поднялись на широкое крыльцо госпиталя.
В просторном коридоре их встретил врач. Женщина в волнении протянула ему бумаги.
– Я мать Ролана Флери. Приехала за своим сыном. Почему-то доктор пристально и внимательно смотрел на стоявшую позади Элианы Адель.
– Это моя дочь, – сказала женщина. Ее пронизывало нетерпение. Руки слегка дрожали, а взгляд был прикован к лицу врача.