— К сожалению, нет, но есть у меня одна зацепка: заявитель кое-что рассказал.
— Кто? Мистер Уолл-стрит?
Франсискас кивнул.
— Удивительно, — сказал он, — что этот парень вообще добился такого успеха. Ты видел его татуировку? «Своих не сдаем». Как тебе? Если бы я себе такое наколол, меня тут же поперли бы из офицерской школы.
— Теперь не важно, у кого что в прошлом. Важно, на что ты способен сейчас. И как ты себя держишь с другими. Посмотри, как Билли использовал свой аттестат.
Билли, младший брат Мелендеса, работал трейдером иностранной валюты в компании, офис которой находился на восемьдесят пятом этаже во второй башне-близнеце. Из тех, кто находился выше восемьдесят четвертого этажа, не спасся никто.
— Упокой, Господи, его душу, Майк.
— Аминь, — ответил Майк Мелендес. — Кстати, тебя хотел видеть лейтенант. Он у себя в кабинете, если хочешь с ним встретиться.
— Куда ж я денусь?
Как члену правления профсоюза, Франсискасу постоянно задавали вопросы о медицинской страховке, пенсии и тому подобном. Лейтенант отслужил уже тридцать лет и настроился в ближайший месяц выйти на пенсию. Поэтому вот уже несколько недель он все занудствовал о том, какую пенсию ему предстоит получить.
Франсискас едва успел удобно устроиться в кресле, когда лейтенант Боб Макдермотт вышел из своего кабинета и помахал ему рукой:
— Джонни, на пару слов!
Франсискас поднялся:
— Все еще хотите взять страховку? Не делайте этого.
Макдермотт, насупившись, покачал головой, словно и не собирался говорить о личных проблемах.
— Есть пять минут? У меня к тебе разговор.
— Вообще-то я иду в информационный отдел. Надо проверить одну зацепку.
— Всего пять минут.
Макдермотт опустил руку на плечо Франсискасу и прошел с ним в кабинет. Учитывая добродушный характер лейтенанта, это могло быть и чем-то вроде ограбления под дулом пистолета. Закрыв дверь, Макдермотт уселся за письменный стол.
— У меня тут служебная записка от твоего доктора.
— Да, был я у него на прошлой неделе, — непринужденно заметил Франсискас, но внутренне весь напрягся.
— А мне ничего не сказал.
— Чего говорить-то? Все как всегда.
— А я вот вижу, что не как всегда.
Франсискас отмахнулся.
— Да ерунда все это, — произнес он, — ну есть небольшая закупорка. Ну выписали мне кучу таблеток. Ничего страшного.
— ЭКГ не врет. — Макдермотт в упор посмотрел на Франсискаса. — Джонни, ты знаешь, что у тебя был инфаркт?
— Да не было никакого инфаркта. Просто… — Франсискас старался держаться бодро, но у него получалось плохо. В сущности, лейтенант хороший человек, хотя, наверное, ему больше подошла бы работа в офисе, а не в полиции. — По правде говоря, я и сам не знаю, что это было, — наконец сказал он. — Трудный день… сам знаешь… одним словом — работа.
— Здесь сказано, что у тебя закупорено восемьдесят процентов основных артерий. Восемьдесят! Джонни, твое сердце — бомба, и таймер уже включен. Почему ты не собираешься делать операцию?
— Операцию? — На лице у Франсискаса появилась гримаса. — Пять лет назад я бросил курить. Десять лет не пью ничего крепче пива. Да все со мной будет в порядке!
— Ты на себя посмотри: серый, как привидение, — с искренним участием сказал Макдермотт.
— Это все зима проклятая. А ты, наверное, хочешь, чтобы я выглядел как актер Джордж Гамильтон? Кстати, у тебя тоже не самый классный вид. — Франсискас отвел взгляд: было противно наносить такой дешевый удар.
Макдермотт бросил на стол папку, которая определяла будущее детектива.
— Присядь.
Франсискас сел.
— Послушай, Боб, я все объяс…
— Джон, давай не будем.
Макдермотт покачался на стуле. Они обменялись взглядами. Франсискас пожал плечами, а лейтенант продолжал:
— Я смотрел твое личное дело: тридцать четыре года в полиции плюс три в армии. Такую выслугу можно назвать карьерой. Ты будешь следующий, кого отправят на пенсию.
— И что тогда? Ты и для меня нашел работу на внеипподромном тотализаторе?
— Я бы с радостью. И ты это знаешь.
— Не трудись. Мне противно заглядывать через плечо, проверяя, не вытащил ли человек из кассы лишнюю двадцатку.
— Слушай, давай вот что: сделай операцию. Подай прошение об отставке по состоянию здоровья. Выйдешь на пенсию на четыре пятых оклада с пожизненным содержанием. Налогом не облагается. Джонни, ты сам отлично знаешь правила: ни один полицейский не допускается к работе, когда здоровье ни к черту.