– Да ты че, думаешь, мы всю ночь на морозе проторчим? – покровительственно хлопнул Пантелей Логопеда по плечу.
– А че, нет?
– Ты тут походи, а я к Хачику загляну. Девок его пощупаю.
– На халяву?
– А то! Мы тут центровые, что хочешь, то и бери.
Отвязной походкой Пантелей направился к Хачику, местному сутенеру. Этот прохиндей кавказской национальности держал сразу два ларька. Один для торговли, другой якобы подсобка. Там и в самом деле подсобляли оголодавшим мужикам. Топчан стоял, застеленный одеялом, мощный калорифер для тепла, дешевая тайваньская магнитола и вешалка для одежды. В качестве живой мебели – две девчонки, работающие передками и задками попеременно. Пантелей сюда обычно раза три за смену заглядывал. Когда одного минета хватало, когда полноценное траханье подавай. А главное, тепло здесь. И хитрозадый хозяин всегда водочки поднесет.
– Заходы, дарагой! – крикнул ему еще издали Хачик и замахал рукой.
Пантелей прошелся по нему скучающим водянистым взглядом и, не подав руки, вошел в секс-ларь. Тут же возле него закрутилась Танька, худощавая брюнетка с прыщавым лицом и рабочим ртом. С ней он начинал всегда с одного и того же, но на этот раз ее не хотел.
– Отвали, – он грубо убрал ее руку со своей ширинки.
Уже, блин, полезла.
Танька молча откатилась от него, куда-то исчезла. Она даже не стала выяснять причину, по которой ее прогнали. Знает: одно лишнее слово, и по зубам можно схлопотать. Она тварь, бессловесная тварь, ее дело молча за щеку брать.
– Что-то не так, дарагой? – послышался за спиной голос Армяна.
– Ляльку хочу, – зевнул Пантелей.
Лялька – кобыла не хилая. Невысокая она, фигура голимая – ноги короткие, как у японки, задница висит низко. Зато с мордашкой у нее все о\'кей. Глянешь ей в глаза – вымпел в штанах сам поднимается.
– Лялка! – заорал Хачик.
Никто не отозвался.
– Сука! Сейчас...
Хозяин притона подошел к соседнему ларьку, постучал в дверь. Дверь открылась, и на пороге нарисовалась какая-то девка в заячьем полушубке. Вот это коза! Лицо как на заказ отлили, волосы – так и хочется на руку намотать. Ляльке до нее как до Киева раком.
– Кто такая? – с хозяйским видом спросил ее Пантелей.
Он и сам должен был знать – не для мебели к рынку приставлен. Но эту ларечницу он видел впервые. Наверное, новая.
– Торгую здесь, – едва удостоив его взглядом, ответила ларечница.
– Лялка гыде? – встрял Хачик.
– Спит. Совсем загоняли девчонку, – в голосе у новенькой звучало недовольство.
– Это не твое дело! – набычился Пантелей.
Ему не нравился независимый вид этой красотки. Надо ее обломать.
– Здесь я!
Обойдя ларечницу, из железной будки выскочила Лялька. Глаза заспанные, но в них уже дежурный похотливый огонек.
– Заходы! – Армянин взял ее за шкирку и впихнул в секс-ларь.
Дверь в соседний ларь закрылась. Девка в заячьем полушубке исчезла.
– Ты это... перетри с сучкой этой, – тихо сказал Хачику Пантелей. – Может, она за бабки на тебя пахать захочет? А че, я бы ее во все щели без проблем.
– Пагавару, пагавару, – залебезил Хачик, глядя на закрытую дверь.
Никуда от него эта сучка не денется. Не мытьем, так катаньем он на нее залезет. А пока с Лялькой побалуемся. Только что-то и на нее уж не больно-то стоит.
* * *
– Козел! – возмущалась Ляля, заходя к Ольге в ларек. – Зачем он так?
В глазах у нее стояли слезы. Обида.
– Что случилось? – спросила Ольга.
– За волосы, гад, таскал. Больно.
Ольга знала, о ком речь. О том двухметровом уроде, перед которым так заискивал хозяин Ляли и Танюхи.
– А кто он такой?
– Ты разве не знаешь? – Ляля с удивлением посмотрела на нее. – Это ж Пантелей. Он из волочайской команды. Они контролируют этот рынок.
– Бандит?
– А то кто! Только они не любят, когда их так называют.
Как ни называй этих уродов, бандиты есть бандиты. Ольга ненавидела бандитов, у нее на это свои причины.
Сегодня ее второе дежурство в ларьке. Прошлый раз все прошло спокойно. Торговала себе потихонечку, процент от выручки под утро сборщикам дани отдала. С Лялей и Танюшкой познакомилась. По соседству эти бедняжки работали. Только не водкой и сигаретами торговали, а своими телами. Проститутки. На армянина одного работают, за гроши. Десять долларов за случку. Пока одна работает, вторая у нее сидит, греется, кофе горячий пьет. Жалко их, язык не поворачивается прогнать от себя.