— Что только?
— Мне все время надо все объяснять своим новым друзьям.
— Объяснять?
— Ну, например, почему у меня нет папы. И еще про Кэти, ведь она нам не родственница. Я все время должен объяснять всю эту чепуху. — Он стал кусать засохший заусенец. — Я знаю, что ты всегда говорила, что мы особая семья. Уникальная. — Он поднял на нее печальные голубые глаза. — Я не хочу быть особым, мам. Мне надоело быть уникальным. Я хочу, чтобы мы были нормальной семьей, как все.
— Не существует таких вещей, как норма, Грэм.
— Ну все-таки большинство людей более обычны, чем мы.
Несмотря на то, что он был уже большой, Джейд обняла его и прижала голову к своей груди.
— Иногда в нашей жизни происходят вещи, которые мы не можем контролировать. Мы стараемся строить свою жизнь на том, что имеем. Больше всего на свете я хочу, чтобы у нас была обычная семейная жизнь. Но ничего не получается. Мне очень жаль. Я старалась сделать все, что могла. И сейчас пытаюсь сделать как можно лучше, — добавила она, думая о совете Диллона и Кэти рассказать Грэму об изнасиловании. Она не могла. Ее сыну и так было нелегко привыкать к новому дому, к проблемам переходного возраста. Жестоко было бы обрушить на него и эти новые переживания.
— Я знаю это, мама. Забудь о том, что я сказал. — Грэм отстранился от нее и слабо улыбнулся.
— Прости, что поставила тебя в неловкое положение перед Диллоном. Обещаю, что это не повторится.
— Ты с ним была сегодня вечером?
— Да. А почему ты спрашиваешь?
— Так просто.
— Да? — засмеялась она. — А чего ты так хитро ухмыляешься?
— Мне кажется, что ты нравишься Диллону, вот и все.
— Конечно, я ему нравлюсь. Мы не могли бы работать вместе так успешно, если бы я ему не нравилась.
— Да ладно. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду.
— Мы просто друзья.
— Ну, конечно. — Сын снисходительно улыбнулся. — Ты считаешь, я буду таким же высоким, когда вырасту? — Он взглянул на фотокарточку в рамке, стоящую на бюро. — А дедушка Сперри был высоким?
Когда Грэму исполнилось тринадцать лет, Джейд торжественно вручила ему Медаль Почета его деда и фотографию, которую бережно хранила. Еще с тех пор, как он совсем малышом сидел у нее на коленях, она рассказывала ему истории о мужестве его деда во время корейской войны. Она никогда не говорила, что его дедушка покончил с собой.
— По-моему, под два метра.
— Значит, я буду не ниже.
— Возможно. — Она наклонилась к нему и поцеловала в лоб. — Только не торопись, ладно? Спокойной ночи.
— Спокойной ночи. Мам?
— Да? — она обернулась к нему в дверях.
— А мой папа был высокого роста?
Думая о трех насильниках, она ответила глухим голосом:
— Примерно среднего.
Грэм удовлетворенно кивнул, затем потянулся, чтобы выключить свет над изголовьем.
— Спокойной ночи.
XXVII
Джейд сидела у себя за столом, когда в комнату без доклада, и даже не постучав, вошел Нил. Ленер не предупредил ее, что кто-то пришел. Грэм ловил рыбу на ближайшем ручье и взял с собой собаку.
Нил улыбнулся ей, как будто они накануне расстались лучшими друзьями.
— Привет, Джейд.
— Что ты здесь делаешь?
— Я привез отца. Он хочет поговорить с тобой.
— О чем?
— Хочу, чтобы он сам сделал тебе сюрприз.
Любой сюрприз, подготовленный Патчеттами, может быть только гадостью.
— Я не хочу его видеть.
— У тебя нет выбора.
Прежде чем выйти из комнаты, он подпер дверь складным стулом. И вернулся, держа на руках Айвена. Он посадил отца на кушетку. Джейд, вся напрягшись, стояла у стола. Нил отодвинул от двери стул и сел на него. С самоуверенным и наглым видом он положил ногу на ногу.
— Что вам здесь надо? — спросила Джейд.
— Даже не хочешь поинтересоваться моим здоровьем? — усмехнулся Айвен. — Ни слова любезности? Никакой светской беседы?
— Нет. — Она скрестила на груди руки. Этот жест выражал у нее нетерпение. — Если у вас есть что сказать, выкладывайте. Если нет — убирайтесь.
— Я так с людьми не разговариваю.
— С вами я так разговариваю.
Айвен погладил гладкую изогнутую ручку своей трости.
— Я видел фотографии твоего сына. Очень симпатичный парнишка.
Она вспомнила манеру Айвена смотреть на собеседника из-под кустистых бровей. Он и сейчас пытался внушить ей страх таким образом. Было нелегко делать безразличный вид, особенно после того, как он заговорил о Грэме. Его гнусная сущность еще больше усиливалась его физической неполноценностью.