К тому моменту, когда подъехало, пробравшись через месиво железа, ГАИ, содержимое фуры почти растащили, две машины горели, стоны неслись со всех сторон. Но помогать и спасать пострадавших никто не собирался, занятые гораздо более насущными делами — обогащением на чужом несчастье.
Милиции пригнали на аварию море, километровая пробка в обе стороны перекрыла возможность подъехать спецтранспорту. Чтобы пропустить «скорые», пришлось сталкивать в кювет и без того пострадавшие машины.
А Больших и его бригаду транспортировали к месту аварии на вертолете.
И понеслось!
Разгоняемый милицией от фуры народ очухался от массового помешательства, обнаружил свои потери материальной части в виде битого личного транспорта, а заодно и полученные травмы, не напоминавшие о себе в пылу яростных битв за водяру, и толпой ринулся к спасателям, требуя немедленного оказания помощи.
В воздухе, немилосердно воняющем водкой, отчетливо запахло надвигающейся паникой и беспределом, грозящим перерасти в народный бунт со всеми вытекающими последствиями.
Подполковник милиции, прибывший на место происшествия, в корне пресек возможное развитие событий простым и действенным способом — встал на подножку патрульной машины и донес до сознания граждан посредством громкоговорителя следующую информацию:
— Сейчас, мать вашу, постовые проверят все машины, хозяев каждой, где найдем водку, арестуем к такой-то матери, по уголовной статье! Я вам такую жизнь устрою на!.. Все по машинам расселись к!.. И сидеть не вякать! К каждому подойдем, протокол составим! Помощь окажем! Если есть раненые и травмированные — включите фары, медики к вам подойдут! Если есть тяжелораненые, несите к машинам скорой помощи! Особо нетерпеливым и качающим права по мордасам наваляем за сопротивление властям! Все понятно или есть вопросы?
До умов «сознательных» граждан такая конкретная и проникновенная речь дошла без особых усилий — сразу и наверняка, развеяв сомнения и возможность бунта. Настоящих буйных, как водится, было мало, вожаков не нашлось. И народец быстренько рассосался по личным авто прятать добытое, а проще говоря: ныкать награбленное от ментовского зоркого ока.
Большинство с чистой душой слиняло бы по-тихому, махнув рукой на протоколы и нанесенные личным машинам повреждения. Ан нет, из глухой пробки стоявших в прямом смысле впритирку машин разве что пешкодралом.
Люди притихли и ждали развития событий.
Степан не слушал, не обращал внимания на происходящее и не вникал в ситуацию — милиция и спасатели сами разберутся. А у него было много тяжелых пострадавших, трое очень тяжелых — водитель фуры, водитель «жигулей», первыми вылетевшие на встречную, крутой нисанщик, которого спасла от смерти собственная машина системой безопасности, один труп водителя «газели» и пятеро раненых средней тяжести.
И это на первый взгляд, а какие «сюрпризы» ждут в километровом месиве машин…
Вывозить пострадавших самое сложное — необходимому количеству «скорым» не пробиться через кучу-малу на дороге, транспортировать вертолетами — это из области американского кинематографа, а у нас только самых тяжелых, которые на грани.
Приходилось предпринимать оперативные действия, которые по-хорошему надо проводить в операционных, а не прямо здесь, на месте, делая все, что возможно, и сверх того…
И так много часов подряд.
Больших зашивал, вправлял кости, экстренно оперировал, останавливал кровотечения и снова зашивал. Четко, без суеты и лишних движений, отдавая жестким, охрипшим на холоде голосом команды, принимая мгновенные решения, оценивая ситуацию — успевая только менять стерильный верхний одежный набор и перчатки.
Когда Степан стоял под душем, вернувшись с командой на базу, ему все казалось, что въевшийся в кожу запах водки не отмыть уже ничем, и отвлеченно думал, что станет объяснять гаишникам по дороге домой, если остановят, — чувствовал он себя консервированным в водочном рассоле.
Хотелось позвонить прямо сейчас Стаське и пожаловаться, как зверски устал и замерз и как сегодня пришлось работать, но он опасался, что на такую длинную речь у него ни охрипшего голоса, ни сил не хватит.
Лучшее, что могло с ним случиться, — это оказаться возле нее, лечь, прижать Стаську к себе и уснуть.
Где оно, то лучшее?
— За горами, за долами, — указал точный адрес доктор Больших.