Особенно,... 
29 
– Да, правосудный. Я должен был исполнить веление отца и выехать в Хорасан. И не мог оставить Джамилю в Багдаде. По закону брак, заключенный без согласия отца девушки, считается недействительным. Но если нас благословит сам повелитель…
В какой-то миг Амир поймал взгляд принца. Тот смотрел серьезно, пытался вникнуть, изучал. И похоже, не верил его словам. Но молчал. Молчал, в то время как говорил его отец.
– Ты намерен остаться в Мерве?
Амир низко поклонился.
– Да, государь. С женой. И преданно служить правителю Хорасана.
Харун аль-Рашид слегка улыбнулся и махнул рукой. Возможно, халиф вспомнил молодые годы и свою любимую жену, властную, сумасбродную Зубайду.
– Ладно! Женись! Не забудь прийти на поклон, когда у тебя родится первый наследник!
Амир и Джамиля рухнули на колени и в один голос произнесли:
– Слушаюсь, повелитель!
Небо наливалось пронзительной синевой. Громко пели птицы. Солнце было подобно божественному светильнику, внезапно внесенному в непроглядную тьму. Оно освещало Вселенную, озаряло сердца и души людей. Всякое движение было совершенно и не нарушало гармонии мира. Каждый взгляд был подобен молнии и неповторимо светел, как луч зари.
Сегодня они с Джамилей поженятся, и грядущей ночью она будет спать в его объятиях! Многомудрый халиф принял правильное решение. Они спасены!
В этот миг откуда-то со стороны послышался прерывистый, глухой голос:
– Смилуйся, правосудный! Эта девушка была обещана мне!
Амир вздрогнул, оглянулся и пошатнулся от неожиданности.
Не может быть! Отец!
Голова Хасана была повязана черным платком, одежда покрыта пылью. Лицо выглядело осунувшимся, смертельно уставшим, и только глаза горели неистребимым, мстительным огнем. С ним были слуги, они держали за повод полузагнанных лошадей.
Хасан быстрым шагом прошел по ковровой дорожке, не глядя на Амира и Джамилю, и преклонил колена.
Халиф нахмурился.
– Что это значит?
– Я – Хасан ибн Акбар аль-Бархи, глава почтового ведомства Багдада и твой покорный слуга, повелитель! Не так давно я – решил взять в жены дочь моего друга, судьи Ахмеда ибн Кабир аль-Халиди, Джамилю. Узнав об этом, мой сын Амир всячески соблазнял девушку, а после увез ее без согласия отца. Мой друг впал в отчаяние от горя, я унижен и оскорблен. Я верой и правдой служил и служу тебе, достойный. Клянусь, я не лгу!
Харун аль-Рашид помолчал в раздумье, будто взвешивая услышанное. Потом сурово произнес:
– Чего ты хочешь?
Хасан перевел дыхание и ответил:
– Восстановить справедливость. Ради этого я мчался как безумный, не давая отдыха ни людям, ни лошадям. Амир наверняка обесчестил девушку, потому я не смогу жениться на ней. Но я должен вернуть Джамилю отцу.
– Амир дал слово не прикасаться ко мне до свадьбы и сдержал его, – прошептала Джамиля.
После небольшой паузы девушка, набравшись смелости, вырвалась вперед и воскликнула:
– Я не хочу возвращаться к отцу, государь, я желаю остаться с любимым!
Ее глаза были полны слез, отчаяния и надежды.
Губы халифа задергались, взгляд потемнел, лоб прорезали глубокие складки. Он сжал в кулаки отягощенные перстнями руки.
– Молчи, женщина!
Потом обратился к Хасану:
– Это твой единственный сын?
– Нет, повелитель. Есть другой, младший, – его я решил сделать наследником. А этот…
Наконец в голосе отца прорвалось то, чего Амир ожидал и боялся услышать: глубочайшее презрение, холодная и острая, как сталь, ненависть.
Молодой человек не смел взглянуть в лицо халифа, зато поймал взгляд аль-Мамуна, в глазах которого мелькнул интерес. Он тоже был старшим сыном и согласно воле отца уступал трон младшему.
– Этот – шакал, – закончил за Хасана халиф. – Посмеялся над отцом, обманул меня. Казнить! Немедля отрубить голову и принести мне. Девушку отдаю тебе, Хасан. Можешь увезти ее с собой. Когда я вернусь в Багдад, представь ко двору своего младшего сына.
Джамиля вскрикнула. Амир отпустил ее руку. Он стоял, не опуская головы, ощущая на себе воздействие чуждой, властной, враждебной силы, похожей на пришествие бури, урагана, смерча. Власти халифа. Власти Аллаха. Власти судьбы.
Его била дрожь. Конечности оледенели, дыхание сделалось прерывистым, сердце металось, как в клетке, глухо ударяясь о ребра. Амир старался, чтобы никто не заметил его смятения. Человек должен держаться достойно… в свой последний час. Он думал о Джамиле и Зухре. Его боль продлится мгновение, тогда как их страдания могут растянуться на годы.
29 
