Свободный швейцарский немецкий, бернский диалект. Без сомнения, эта Эва Крюгер была коренной швейцаркой. Но проблема заключалась в том, что голос-то принадлежал Эмме. Той самой Эмме, которая не могла без запинки произнести «Gruezi»[30] даже если бы от этого зависела ее жизнь. Эмме, которая, за вычетом своего «школьного французского», сама себя признавала слабоумной, когда дело касалось какого-либо языка, кроме классического английского.
Джонатан нажал звездочку. Не получилось с Эвой — поговорим с Барбарой Хуг. Он хотел спросить, настоящее ли у нее имя, или оно исключительно для работы, связанной с накладными ресницами и облегающим бельем, не говоря уж о конвертах, набитых новенькими купюрами.
Но вместо фрейлейн Хуг тоже заговорил автоответчик, и Джонатан повесил трубку.
Снова набрав тот же номер, он опять назвался Шмидтом. Теперь и у него есть псевдоним.
— Я хотел бы поговорить с начальником госпожи Крюгер, — сказал он, вспоминая обручальное кольцо с гравировкой. — Это срочно.
— Боюсь, он сейчас занят.
— Ну еще бы! — огрызнулся Джонатан.
— Простите?
Джонатан нашел конверт, в котором лежали фотографии Эммы и человека по фамилии Хоффман.
— Соедините меня с господином Хоффманом.
В трубке раздался мужской голос:
— Господин Шмидт? Говорит Ханнес Хоффман. Госпожа Крюгер сейчас в отъезде, за границей. О чем вы хотели с ней поговорить?
— О «Торе».
Тишина. Очевидно, и для Хоффмана у Джонатана пароля не было. И вдруг:
— Я вас слушаю. Что там с «Тором»?
— Мне кажется, вы можете не уложиться до десятого числа.
— Господин Шмидт, боюсь, мы не обсуждаем наши дела с незнакомцами.
— Я — не незнакомец. Я же сказал, что я — друг Эвы. К тому же я хотел предупредить, чтобы вы не рассчитывали на Готфрида Блитца. — Джонатан ждал, что его снова вежливо поставят на место, но на том конце провода стояла мертвая тишина. — Вы же знаете, о ком я? Его имя тоже значится в разосланном вами меморандуме.
— Да, знаю, — послышался нерешительный ответ. — А что не так с господином Блитцем?
— Он мертв.
— То есть?
— Они добрались до него сегодня утром. Проникли в дом и выстрелили в голову.
— С кем я говорю? — спросил Хоффман.
— Я же сказал. Меня зовут Шмидт.
— Откуда вам известно про господина Блитца?
— Я был там и видел его.
— Этого не может быть, — пренебрежительно бросил Хоффман, словно Джонатан рассказал бородатый анекдот.
— Не верите мне — пошлите кого-нибудь к нему домой. Полиция уже там. Позвоните ему и убедитесь сами.
— Я позвоню. И немедленно. А теперь скажите, кто вы на самом деле?
— Посмотрите на номер, с которого я звоню.
После паузы последовал глубокий вдох:
— Кто вы? Что вы сделали с Блитцем?
Джонатан повесил трубку. С этого момента вопросы будет задавать он.
34
Как и положено при любом убийстве, тело Теодора Ламмерса, генерального директора компании «Роботика», гражданина Голландии, подозреваемого в шпионаже в пользу неизвестной страны, и жертвы профессионального киллера, доставили в морг университетской больницы, и доктор Эрвин Роде, главный медэксперт Цюрихского кантона, произвел полное вскрытие.
Роде было лет шестьдесят — приятный мужчина с прозрачно-голубыми глазами и копной седых волос. Обследовав тело и раны в голове и в груди, он решил, что никаких сомнений в причине, по которой наступила смерть, в этом случае нет. Если выстрелы в голову и не убили жертву, то выстрел в грудь был на все сто. Круглое пулевое отверстие чернело прямо над сердцем.
И в Цюрихе, и вообще в Швейцарии убийства были относительно редким явлением. В прошлом году во всей стране произошло около шестидесяти. Меньше, чем в американском городе Сан-Диего, чье население составляет чуть больше миллиона человек — одну седьмую населения Швейцарии. Из этих шестидесяти двадцать погибли от рук преступников, и жертвы сами имели отношение к криминальным кругам. Но такого он не видел многие годы.
Роде сделал скальпелем надрез в верхней части лба и продолжил его по всей окружности головы. Отвернув кожу, он срезал электрической пилой верхушку черепа Ламмерса. Грязная работа. Пули превратили мозг в месиво.
Роде извлек несколько изуродованных кусков металла и бросил их в стоящую рядом кювету. Разрывные пули типа «дум-дум» расплющились при ударе. Странно, отметил про себя Роде, увидев, что вместо нормального, здорового, розового цвета область вокруг пули окрашена в отвратительный коричневый. Обычно подобный цвет свидетельствует о некрозе, незапланированном убийстве мозгового вещества под воздействием внешних факторов — в результате инфекции, воспаления или отравления.