В институте студенты мужского пола за глаза называли Марину ледышкой, искусственным интеллектом, а то и бродячим компьютером. До отвращения правильная, интеллектуальная и логически предсказуемая, как свод Гражданского Законодательства, Червячук, несмотря на свою внешнюю привлекательность, вызывала в сокурсниках уважение, зависть, восхищение и прочие всевозможные чувства, за исключением романтической любви и несколько менее романтического сексуального влечения.
Подавленные строгими моральными принципами и избыточной интеллектуальной деятельностью половые инстинкты Марины робко попытались заявить о себе лет эдак в шестнадцать, но без особого успеха. С головой погрузившись в изучение теории Галуа, псевдоэллиптических интегралов и полиномов Лежандра, девушка с обманчивой легкостью усмирила настойчивый зов плоти. Это не для нее. Секс — это так вульгарно и примитивно. Ей требовалось нечто большее.
Надо быть полной идиоткой, чтобы, подобно своим сверстницам, вздыхать над фотографиями красавцев-актеров или лить слезы от любви к прыщавым инфантильным одноклассникам. Да и вообще она еще слишком молода, чтобы думать о любви. Когда-нибудь придет и ее время — не останется же она старой девой в конце концов. Когда это время придет, и что тогда будет, Марину не волновало. Занятая решением интеллектуальных задач, она просто не успевала задумываться об этом.
В тот день Марина ушла от лагеря особенно далеко. Перевалив через две невысокие скалистые гряды, она оказалась в живописной долине, по дну которой, капризно извиваясь среди облепиховых деревьев с изящными и длинными, как ногти фотомоделей, серебристыми листьями, спешила вниз узкая молочно-белая речка.
Червячук спустилась вниз и ополоснула водой разгоряченное лицо. По контрасту с раскаленным солнцем воздухом вода казалась ледяной.
Река была неглубокой — сантиметров двадцать-тридцать, и выглядела совершенно безобидной, но это было обманчивое впечатление. Инструктора в лагере не уставали повторять, что именно такие узкие и неглубокие речки могут стать смертельными ловушками даже для сильных и опытных спортсменов. Их дно усеяно острыми скользкими камнями, а вода несется вниз с горных склонов с головокружительной скоростью. Стоит поскользнуться и потерять равновесие — и безжалостный ледяной поток поволочет тебя по каменистому ложу, не давая возможности подняться или за что-либо зацепиться. Удар головой о камень, потеря сознания — и ты труп.
Поборов искушение перейти через речку и продолжить исследование окрестностей, Марина присела на крупный нагретый солнцем валун, достала из рюкзака бинокль и фотоаппарат, сделала несколько снимков, отложила камеру в сторону и, взяв бинокль, навела его на привлекшее ее внимание странное светлое пятно среди буровато-черных базальтовых скал.
На скале, раскинув руки и ноги, лежал обнаженный мужчина — молодой и бесстыдно-прекрасный, как античное божество. Полувозбужденный член мужчины слегка приподнимался над черным треугольником волос. На фоне загорелых мускулистых бедер он казался совсем белым и невероятно большим.
Впрочем, был он на самом деле большим или нет, Червячук не представляла. Ни разу в жизни она не видела живую мужскую наготу. Ее образование в этом вопросе ограничивалось изучением музейных скульптур и картин старых мастеров. Порнушка и эротические журналы в золотые советские времена встречались так же редко, как золотые самородки в колымских реках, но даже если бы Марине случайно попался в руки похабный журнальчик — уродливое порождение загнивающего капитализма, — она принципиально не стала бы смотреть подобную пакость — этого еще не хватало.
В то же время в наготе незнакомца не было ничего гадкого, пошлого или вульгарного, и девушка замерла с биноклем в руках, не в силах отвести взгляд от смуглого мускулистого тела.
Мужчина пошевелился, чуть изменив позу, и у Марины перехватило дыхание. Руки задрожали, изображение потеряло четкость, но призрачная расплывчатость мужской наготы, лишая разума и воли, притягивала девушку с неодолимой силой. Марина казалась себе кометой, случайно залетевшей в смертельный и беспощадный гравитационный водоворот черной дыры, водоворот, из которого нет возврата.
Поле сознания стремительно сужалось. Исчезло все — и окружающий мир, и ее собственное тело, и горячая тяжесть в груди, и даже оглушительное биение сердца. Остались лишь дрожащие, как в лихорадке, окуляры бинокля с неясными контурами светлого пятна на темном фоне. Непроизвольно девушка оперлась руками о колени, придавая изображению устойчивость.