— Правильно!
— Ну вот и выпьем, — сказал Рябинин, чокнувшись в первую очередь со смущенным лейтенантом…
Скоро в кубрике сделалось шумно, вентиляторы, ревущие из-под трапов, едва успевали вытягивать духоту. Говорить же старались все разом, благо слушателей было куда как достаточно, хоть отбавляй! Однако матросы не забывали подменить вахтенных, чтобы и те приняли участие в вечере. Кочегары — прямо от котлов, в хрустящих засаленных робах, и сигнальщики — прямо с мостика, в промерзших ватниках, — они тоже подсаживались к праздничным столам, потирая руки, радостно восклицали:
— Во, как хорошо-то у нас!..
Пеклеванный занимался тем, что целый вечер смешил Вареньку. Объектом своих насмешек он выбрал самого безобидного человека на судне — штурмана Векшина, а темой острот избрал для себя убранство стола. Дело в том, что из-за отсутствия на «Аскольде» штатной должности интенданта обязанности его исполнял после походов штурман.
— Вы знаете, штурман, — говорил Артем, — вы себе готовите неплохую старость. Будете в отставке директором бакалейной лавки. Только вот беда — воевать скверно. Еще Петр Первый говорил: «Интендантству, кокам, хлебопекам и прочей нечисти во время боя на верхнюю палубу не вылезать, дабы своим мерзким и нечесаным видом не позорить храброго русского воинства…»
Прохор Николаевич совсем по-домашнему, словно в компании хороших друзей, вышел из-за стола и весело сказал:
— А ну-ка, как у нас в Поморье говорили: время — наряду, час красоте… Старшина, выходи!..
Алеша Найденов весело тряхнул чубом:
— Эх, была не была!.. Какую?
— Нашу, поморскую.
— Алешка, жги! Рррасце-е-елую! — крикнул боцман.
— Чем с плачем жить, лучше с песнями умереть, — сказал Найденов и вышел на середину круга. — А ну, гармонист, кто из нас быстрее: ты пальцами или я ногами?..
Он постоял немного, точно загрустив о чем-то, потом не спеша, словно нехотя, стал перебирать ногами и, прищелкивая пальцами, зачастил речитативом:
А гости позваны,
Постели постланы,
А у меня, младой,
Да муж на промысле…
Шаг сделался чаще, движения быстрее, и вдруг, подавшись вперед, он с гиком пролетел по кругу, почти не касаясь ногами палубы, встряхивая смоляным чубом.
— Цыган, — убежденно сказал Лобадин, — как есть цыган…
Не выдержал боцман и, заплетая скрюченными ревматизмом ногами, пошел вприсядку:
О тоске своей забуду,
Танцевать на пузе буду.
Пузо лопнет — наплевать,
Под бушлатом не видать!..
Его оттащили обратно, посадили за стол.
— Пей, старина, рассказывай о своей Поленьке, только не мешай…
Пеклеванный смотрел на Варю, видел, как загораются азартом ее глаза, и не удивился, когда она встала, присматриваясь к ритму бешеной поморской пляски, — Артема самого подмывало веселье, и он невольно завидовал той суровой простоте в обращении с командой, какой обладал Рябинин.
Ах, все бы танцевала, да ходить уж мочи нет, — томно и шутливо пропела Варенька, пройдясь по кругу легко, как пава.
Но гармонист уже не выдержал:
— Ой, дайте отдохну! Не успеть моим пальцам за ногами вашими…
— Вальс! Тогда — вальс! — объявила Варенька, хлопнув в ладоши.
Мордвинов, почти весь вечер одиноко простоявший возле радиолы, поставил пластинку. Варенька подхватила его, потащила за собой.
— Ну же! — приказала она. — Вальс!..
— Да не умею я, — взмолился он и сразу же наступил ей на туфли своим здоровенным яловым сапогом. — Видите — не умею…
— А ну тебя, бегемот несчастный. — И Варенька, бросив его, перепорхнула к лейтенанту Пеклеванному. — Вы-то, надеюсь, умеете?
Все как-то невольно расступились, столы отодвинули к рундукам, и пара молодых, оба лейтенанты, взволнованные этим танцем, — танцем, когда каблуки стучат по заклепкам, когда нагибаешься, чтобы не удариться о трубу паропровода, — они танцевали, пока не оборвалась музыка. А музыка, смешно и жалобно взвизгнув, оборвалась на самой середине, и все повернулись в сторону Мордвинова.
— Ну, чего смотрите? — сказал матрос. — Шипит ведь… Надо же иголку сменить!
И Варенька, разрумянившаяся, глубоко дыша, села за стол рядом с Пеклеванным:
— Ух, давно так не плясала! Хоть иллюминаторы бы открыть — душно очень…
— Иллюминаторы открыть нельзя, — ответил Артем, никогда не забывая о том, что он старший офицер. — А вот наверх подняться — можно… Вы согласны?
— Конечно! Мне так душно, что я бы сейчас, кажется, бросилась за борт в ледяную воду…