Особенно,... 
3 
Бобчик ссориться не любил и не умел. Он давал Аделе всё, что способен дать мужчина, кроме одного — он был неспособен вести себя, как страдающий от патологической влюблённости полуграмотный гаучо из очередного душераздирающего латинского телесериала.
Адела называла Бобчика малохольным и работала за двоих, превращая их семейную жизнь в причудливую смесь трагедий Шекспира с комедиями Лопе да Вега и современными любовными мелодрамами. Впрочем, раз Бобчик это терпел, видимо, ему нравилась такая жизнь. Его совместное сосуществование с Аделой можно было назвать как угодно — невыносимым, ужасающим, убийственным или опасным для здоровья, — но только не скучным.
— Так значит Адела на Бали, — констатировала я. — А ты почему не с ней?
— Работа, — вздохнул Бобчик. — Кроме того, мы с Аделой опять поссорились.
— Об этом ты мог бы и не упоминать, — усмехнулась я. — Если вам удастся прожить мирно в течение недели, об этом событии непременно сообщат в сводке международных новостей. Чисто из любопытства — из-за чего вы поцапались на этот раз?
— Ты не поверишь! — сказал Бобчик. — Теперь она утверждает, что в её жилах течёт королевская кровь, и я должен оказывать ей соответствующее уважение, то есть вставать, когда она входит в комнату, называть ей "принцесса" или "ваше высочество" и всё такое прочее.
— Понятно, — заметила я. — Альфонсо Третий и Атауальпа Тупак Юпанки Инка Четырнадцатый.
— Ты уже знаешь? — удивился Бобчик. — Может и мне стоит потрясти своё генеалогическое дерево? Вдруг я тоже окажусь принцем?
— Бессмысленно, — покачала головой я. — Всё равно Адела скажет, что её родственники лучше твоих.
— Это точно, — уныло согласился Бобчик. — Её не переспоришь.
— А когда Адела вернётся? — спросила я.
— В следующею субботу вечером, — ответил Бобчик. — Если хочешь, приезжай в воскресенье к полудню. Адела как раз к этому времени проснётся.
— Договорились, — сказала я.
Телефон зазвонил в три часа утра. Его отвратительное дребезжание раздалось как раз в тот момент, когда мне снилось, что Беатрис Тупак Юпанки, приревновав своего мужа к дочери Монтесумы, швыряла в него золотыми кастрюлями и тарелками, а наблюдающая за этой сценой Альда с весьма недовольным видом внушала им, что её предкам не пристало вести себя столь неподобающим образом.
Я с трудом разлепила налитые свинцом веки и недоверчиво уставилась на часы, гадая, кому это пришло в голову пообщаться со мной в столь неурочное время. Долго гадать не пришлось. Это была Адела.
— Адела? — удивилась я. — Тебе известно, который час? Откуда ты звонишь? Ты же, вроде, должна быть на Бали.
— Я и есть на Бали. Ты не поверишь, что со мной произошло!
— Догадываюсь, — мрачно сказала я. — Ты снова влюбилась. Дорогая, я безумно счастлива за тебя, но сейчас в Москве три часа ночи. Позвони мне в десять, хорошо? Я с удовольствием тебя выслушаю.
— Ты не понимаешь! — в голосе Аделы прозвучали истерические нотки. — Я в тюрьме. Я арестована за убийство!
— За убийство? — тупо переспросила я. Спросонья я плохо соображала. — Ты что, выбросила из окна неверного возлюбленного? Или скормила его акулам?
— Нет. Всего лишь выпустила ему кишки коротким самурайским мечом.
— Адела, — раздражённо сказала я. — Я обожаю тебя и твоё чувство юмора, но только не в три часа ночи. Ты, конечно, способна на многое, но вспарывать людям животы — это явно не твой стиль. Придумай что-нибудь получше.
— Да проснись же ты, наконец! — яростно заорала Адела. — Ты что, не понимаешь? Меня арестовали за убийство! Естественно, что я этого не делала! Я же не сумасшедшая, чтобы устраивать подобные розыгрыши в три часа ночи! Я в чёртовой вонючей индонезийской тюрьме! Сделай же что-нибудь! Вытащи меня отсюда!
— Ты что, на самом деле в тюрьме?
До меня постепенно начинало доходить, что это действительно мало похоже на шутку.
— Да в тюрьме я, в тюрьме! Сколько ещё раз я должна это повторить, чтобы до тебя, наконец, дошло!
— О, господи! — выдохнула я. — А Бобчик знает?
— Ничего он не знает и не узнает. Ты должна вытащить меня отсюда до субботы.
— Но как? Что я могу сделать из Москвы? Тебе в первую очередь нужно найти хорошего адвоката. Давай, я позвоню Бобчику. Он всё организует.
— Я же говорю тебе, что он ничего не должен знать. Видишь ли, меня арестовали при несколько компрометирующих обстоятельствах…
3 
