25 
Записную книжку с формулой и расчетами я положил в бумажный пакет, чтобы спрятать в подвалах Морского банка в Сабль-де-Фесс. Пластинку фтора-80-прим я поместил между двумя кусочками картона и засунул в такой же пакет, который положил в карман. Дело в том, что в городе у меня был приятель, с которым мы любили выпить вместе по чашке чаю; он питал слабость ко всему непонятному и сверхъестественному. У меня возникло глупое желание развлечься, показав ему мой образец и объяснив, что эта безобидная с виду маленькая пластинка, попав в соответствующие условия, может отправить нашу планету в тартарары почти за такой же промежуток времени, какой понадобится щепотке пороха, чтобы вспыхнуть в пламени зажженной спички. Итак, в приподнятом настроении я отправился в город, посетил банк, предварительно купив кулек конфет «Услада джентльмена» и банку оксфордского джема, и позвонил у двери доктора Рэйзина.
Это был еще один старый чудак, переживший свою полезность обществу, хотя в былые времена он пользовался заслуженным уважением как архитектор, специалист по стальным конструкциям.
— Тут кое-что особенное к чаю, — сказал я, небрежно бросив на стол мой маленький пакетик с фтором-80-прим.
— Копченая лососина? — спросил он.
Я достал джем и ответил, идиотски хихикая:
— Нет.
— Без сомнения, ты уже успел побывать в баре, — сказал он ворчливо.
— Нет, я только что из банка.
— Ах вот как! Тогда, я полагаю, что сверток с деньгами. Давай-ка выпьем лучше чая.
— Я был в банке не для того, чтобы взять что-либо оттуда, Рэйзин. Напротив, я кое-что положил туда.
— Сделай одолжение, не разыгрывай меня. Что это такое?
— Это, — ответил я, — неопровержимое доказательство того, что Франкенбург ошибался. То, что ты видишь, это полдюжины унций абсолютно устойчивого фтора-80-прим и в то же время его критическая масса.
Сухой, как старая кость, он проворчал:
— Не морочь мне голову своими мудреными терминами. Насколько я в этом разбираюсь, атомный взрыв происходит, когда некоторое количество радиоактивного вещества достигает в определенных условиях того, что ты называешь критической массой. А если дело обстоит так, то этот маленький сверток, я полагаю, может представлять опасность?
— Вот именно, — ответил я. — Его достаточно, чтобы испарить планету средней величины.
— Фторовая бомба или унция нитроглицерина — для меня это совершенно все равно, — сказал Рэйзин. Налив чая, он беспечно спросил: — Как ты приводишь его в действие? Надеюсь, не путем швыряния на стол?
Я ответил:
— Его невозможно взорвать — если только ты понимаешь, что такое взрыв, — без необходимых условий, которых очень трудно добиться и которые, будучи достигнуты, становятся бесполезными. Но даже если это вещество не составит ценности в качестве оружия, его можно использовать для мирных целей.
— Не морочь мне голову. Я и сам понимаю, что из бойцового петуха можно сварить цыплячий бульон. Но я хочу знать, для чего ты принес его сюда?
Я был разочарован. На Рэйзина все это не произвело никакого впечатления.
— Ну, ни ты, ни кто другой никогда больше не увидят фтор-80-прим. Примерно через четырнадцать часов этот кусочек, как бы ты выразился, испарится.
— Что значит — как бы я выразился? А как бы выразился ты?
— Видишь ли, — начал я объяснять, — если быть совершенно точным, то это вещество взрывается уже сейчас. Но взрывается чрезвычайно медленно. А чтобы взрыв был действительно эффективным, надо дать этому кусочку увеличиться в объеме при температуре свыше шестидесяти градусов по Фаренгейту в герметически закупоренной бомбовой оболочке объемом по меньшей мере в десять тысяч кубических футов. При этих условиях, когда создастся нужное давление, он взорвется. Но чтобы достичь такого давления, при котором начнет подвергаться перестройке ее атомная структура, наша бомба объемом в десять тысяч кубических футов должна иметь оболочку толщиной по меньшей мере в два или три фута.
Рэйзин, помешивая чай, перебил:
— Это химера. Пусть он себе спокойно испаряется. Сожги свою формулу и забудь обо всем этом. Но раз уж ты его принес — давай взглянем. — Он развернул маленький пакетик и воскликнул: — Я так и знал, что ты меня разыгрываешь!
Тут и я увидел, что внутри лежит моя записная книжка.
Я закричал:
— Святое небо! Она должна лежать на сохранении в банке! Здесь формула!
25 
