— Но как? Как, Грифф? Что случилось, когда ты пришел к нам домой?
— Мануэло впустил меня, как и в первый раз. Налил мне выпить, а потом оставил меня и Фостера в библиотеке одних, за закрытыми дверьми. Мы выпили за успех. Он начал говорить… ну, всякую ерунду. О том, как он рад, что у вас будет ребенок.
— Это не ерунда.
— Да, но… все дело в том, как он это говорил. Он был вне себя от радости — или притворялся. Рассказал мне, что ты никогда не была такой красивой, как в тот момент, когда сказала: «У нас будет ребенок», — и о том, как важно было услышать это «у нас» мужчине в его состоянии. Он говорил, что твоя грудь стала очень чувствительной, и ты не разрешаешь ему прикасаться к ней, и что ему неловко рассказывать мне об этом. Он говорил о ребенке. Спрашивал, интересно ли мне, мальчик это будет или девочка. Думал ли я об этом, когда мы делали этого ребенка? Он напомнил мне, что пол ребенка я узнаю из газет. Что я не буду знать его имя, пока не прочту об этом.
Грифф усмехнулся.
— Оглядываясь назад, теперь я понимаю, что он дразнил меня. Он специально говорил вещи, которые должны были задеть меня. Скоро у меня осталось одно желание — чтобы он больше не говорил ни о тебе, ни о ребенке. Я не хотел слышать, какая счастливая семья получится из вас троих.
Он с тревогой посмотрел на Лауру, пытаясь понять, может ли она читать между строк. Похоже, может. Она опустила взгляд на свои сцепленные пальцы, лежавшие у нее на коленях.
— Он показал заработанные мною деньги. От их вида мне стало плохо. По-настоящему плохо. Марша говорит, что никогда не чувствует себя шлюхой, но когда я посмотрел на ту коробку с деньгами, то почувствовал себя именно так. Наша сделка не была незаконной, но, беря деньги у Фостера, я чувствовал себя в сто раз более виноватым, чем когда брал два миллиона у «Висты», и это истинная правда, Лаура. Мне не хотелось даже прикасаться к ним, и Фостер это понял. Он сказал, что удивлен моей сдержанностью. Я пробормотал какие-то оправдания. Тогда он засмеялся и сказал: «О боже, вы не хотите, чтобы это заканчивалось, ведь так?»
— Что? — Лаура пристально посмотрела на него.
— Что-то вроде этого. Он начал издеваться надо мной, утверждая, что у меня развилась привычка к тебе, как к азартным играм. Сказал, что я действительно получал удовольствие от этой работы — дословно. Он злорадно улыбался. Я до сих пор не могу спокойно об этом думать.
Почувствовав, что рискует заронить сомнения в своей невиновности, Грифф сдержал гнев и вернулся к рассказу.
— Я назвал его чокнутым уродом. Но он не заткнулся и все время повторял «бедный Грифф». Насмешки взбесили меня, Лаура. Я это признаю. Мне казалось, что я вот-вот взорвусь. Мне хотелось ударить его, хоть он и сидел в инвалидном кресле. Желание было таким сильным, что мне пришлось отвернуться. В этот момент я посмотрел на письменный стол, и, клянусь богом, там не было ножа. Или был, но я его не заметил. Я увидел лишь лист бумаги с каким-то текстом. Тогда Фостер замолк. Перестал повторять эти отвратительные слова. Не знаю, почувствовал ли он, что я готов был броситься на него, или увидел, что привлекло мое внимание. В любом случае он сказал: «А это как раз то, за чем вы пришли, правда? Мое предложение, что будет, если мы с Лаурой умрем раньше вас. Прочтите». В тот момент мне просто хотелось покончить со всем этим и уйти, пока я не сделал ничего такого, о чем мне пришлось бы жалеть. Поэтому я взял со стола лист бумаги и стал читать. То есть попытался.
— Это была бессмыслица.
— Ты его видела? — удивился он.
— Родарт показал его мне и спросил, знаю ли я, что это значит.
— То есть ты знаешь, что это была хитрость. Я выпил крепкий бурбон. Я продолжал злиться. И мне показалось, что именно поэтому я ничего не понял. Я начал читать сначала. А потом почувствовал движение за своей спиной.
— За спиной?
— Мануэло. Я не слышал, как он вернулся. Наверное, Фостер специально повторял «бедный Грифф», чтобы отвлечь меня. Я вовремя заметил Мануэло. Сработали рефлексы, натренированные за долгие годы столкновений с блокирующими защитниками. Я мгновенно нейтрализовал выпад Мануэло, который бросился на меня. К сожалению, его рефлексы оказались почти такими же быстрыми, как мои, и ему удалось обхватить меня руками, одной за горло, другой поперек груди. Ты же знаешь, какой он жилистый и сильный.
Она кивнула.
— Он начал сдавливать меня. Обвился вокруг меня, как питон.