Он запихнул рубашку в джинсы, как будто злился на нее. Затем быстро застегнул ширинку, но с пряжкой ремня вышла заминка. Справившись, он подвинул пряжку на место и повернулся к Лауре.
— Почему вы мне солгали?
— Я не воспользовалась ею, потому что боялась, она повлияет.
— Вы чертовски правы, она повлияла бы. Именно поэтому я принес ее.
— То есть я боялась, что она помешает зачатию.
— Я же объяснил, что нет.
— Она могла повлиять на подвижность сперматозоидов. Или еще на что-то. Я не знаю, — оправдывалась она. — Я просто хотела исключить случайности.
— Ну а я не хотел еще раз причинять вам боль, — горячность этих слов удивила ее, впрочем, как и его. Они умолкли. Наконец он сказал: — Послушайте, я знаю, что вы невысокого мнения обо мне. Вы считаете меня отверженным. Преступником. Большим тупым футболистом. Ну и ладно. Думайте, что хотите. Мне наплевать, пока вы платите деньги.
Он умолк, чтобы перевести дыхание, а когда заговорил снова, его голос звучал хрипло:
— Но я причинил вам боль. Теперь дважды. И мне обидно, если вы думаете, что мне это нравится. Потому что это не так.
— Вам это должно быть безразлично, — она села, по-прежнему прикрываясь простыней.
— Нет.
— Нет, должно быть! — Он провоцировал эмоциональную реакцию, но она не хотела испытывать по отношению к нему никаких чувств, даже гнева. — Все это никак не должно влиять на ваши или мои чувства.
— Я понимаю. Но если вы хотите, чтобы все происходило именно так, почему по крайней мере не помочь самой себе? Почему вы не смотрите эти грязные фильмы? — Он поднял руки, не давая ей возразить: — Ладно, забудьте. Забудьте.
Он замолчал, сделал несколько глубоких вдохов и заговорил снова.
— Никаких эмоций. Прекрасно. Мне тоже это ни к чему. Никаких поцелуев и ласк, потому что… Потому что… Я понимаю, почему не нужны поцелуи и ласки, ясно? Но почему бы по крайней мере сначала не поговорить?
— Зачем?
— Затем, что вы, может быть, перестанете съеживаться, а у меня пропадет ощущение, что я вас насилую.
— Я не воспринимаю это как изнасилование.
— Вы меня не обманете, — усмехнулся он. — Вы даже не смотрите на меня.
Она бросила на него выразительный взгляд, но не осмелилась вслух произнести то, о чем подумала, — если они будут смотреть друг на друга, станет не легче, а труднее.
Похоже, он тоже это понял, потому что отвернулся и вполголоса выругался. Затем он поднял лицо к потолку, уперся ладонями в бедра и резко выдохнул. Взъерошил пальцами волосы.
— Боже, — произнес он. Через некоторое время он опять посмотрел на нее. — Я вхожу сюда, мы практически не смотрим друг на друга. Вы лежите, молча и неподвижно, как будто то, что вам предстоит, хуже смерти. И что, по-вашему, я должен чувствовать?
— Мне безразлично, что вы чувствуете.
Это было неправдой, но она не могла признаться ему в этом. На самом деле его участие тронуло ее, и это была опасная сентиментальность. Они не могут быть друзьями. Или врагами. Они друг для друга никто. Между ними не должно быть ничего, кроме полного безразличия, — в противном случае она не сможет вернуться в этот дом.
— Это биология, мистер Буркетт, — ее лицо было безразличным, тон холодным. — И ничего больше.
— Тогда почему бы мне не спустить в бутылочку, а потом передать ее вам? Вы ясно дали понять, насколько вам неприятно, когда я лежу на вас. Признайтесь, вы дернулись, когда я опустил руку. Черт возьми, вы прямо-таки запаниковали, когда ваша цепочка зацепилась за мою пуговицу. Если все это так ужасно, зачем вы себя заставляете?
— Мне казалось, что вы это уже поняли.
— Вы были за рулем в ту ночь, когда ваш муж перестал быть мужчиной. Бедняга. Это крест на всю жизнь. Наверное, это ваше искупление. Трахаться с таким подонком, как я. Правильно?
Он разбередил открытую рану, и, защищаясь, она нанесла ответный удар:
— А вам не все равно, с кем заниматься этим? Лишь бы была возможность?
Его лицо приняло такое же холодное выражение, как и ее. Кожа на лице натянулась, слегка изменив положение синяков.
— Я не соглашался на оскорбления.
— А я не обещала вести вежливые беседы. Перестаньте беспокоиться по поводу моих чувств и просто…
— Исполняйте роль жеребца.
— Именно на это вы согласились.
— Я пересматриваю наше соглашение. Мне не нужно это дерьмо.
— Нет. Только наши миллионы.