Аннинский задумчиво помешивал ложечкой коричневый чай.
– Власть бессильна, – сказал генерал, подняв глаза на Мышецкого. – Вы меня простите, князь. Но это так и есть…
Сергей Яковлевич много ел, комкал салфетку.
– Власть бьют, – ответил. – Вот лицо власти… Можете взглянуть на меня, и вы все поймете… Каков? Имею две контузии на службе – табуреткой и, вторично, кирпичом. Ну, что скажете? Жаль, что я по гражданской, а то бы уже Георгия носил…
Иронизируя над собой, он был невесел. Напротив, даже зол.
Борисяк сидел пока молча, в разговор не вступая.
– Ешьте! – сказал ему князь. – За столом бастовать не надо!
– Ешьте и не молчите, чего вы ждете? – спросил его генерал.
– Жду, – усмехнулся Борисяк.
– Но, – настоял инженер-генерал, – ведь наш губернатор не серый волк из темного леса, он же человек либеральных понятий. Вы, сударь, большевик, а я – никто, лишь придерживаюсь социальных воззрений… Говорите смелее!
Ходили вокруг да около, даже о погоде поговорили. Но никто не хотел первым произнести этого слова, хотя оно уже срывалось с кончика языка каждого.
– Если угодно, – сдался Борисяк, – то я жду решения Совета…
– Это отговорка, – произнес Аннинский. – Вы и без решения Совета хорошо знаете, что нам не обойтись без милиции!
Все вздохнули с облегчением. Это слово – милиция – было наконец произнесено. Спасибо генералу!
– Чего бояться? – говорил Аннинский убедительно. – Во все времена у всех народов, при трудном положении страны, всегда созывалась милиция по принципу народного ополчения.
– Тем более, – вставил Борисяк к месту, – во многих губерниях она уже создана. Только мы, уренские, отстаем, как всегда…
Сергей Яковлевич выпил, закусил, сказал:
– Ждете теперь меня, господа? Что я скажу, как губернатор?
– Безусловно.
– Создание народной милиции потянет за собой и вопрос о ее вооружении… Не лучше ли обратиться прямо к армии?
– Я не желал бы, – ответил Аннинский, – муссировать этот вопрос с полковником Алябьевым, по причинам, вам вполне понятным. Но, – генерал глянул на князя, – мне кажется, что здесь дозволено вам, губернатор, отогнуть сукно своего стола, дабы извлечь наружу закон о праве губернатора вводить военное положение.
Сергей Яковлевич долго соображал.
– Полсотни… хватит? – спросил у Борисяка.
– Еще столько. Совет вырабатывает требование на сто винтовок.
– Надеюсь, оружие будет роздано вне партийных интересов?
– Партийные, князь, в своих интересах давно вооружены!
Семен Романович пил чай с блюдечка, по-крестьянски.
– Как вы намерены провести все это, князь?
– Очень просто, – ответил Мышецкий. – Ничего не скрывая от его величества. Зачем мне прятаться? Я здесь в Уренске хозяин и всегда могу дать ответ, как воевода перед царем…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Сообщение об этом появилось в суворинской газете «Новое время»: оружие, писалось в статье, получили социал-демократы. Оружие казенное, которого так не хватало в Манчьжурии, когда надобно было бить японцев. А вот для социал-демократов оружие нашлось! Уважаемые читатели, делайте выводы сами, как умеете…
Мышецкий честно отбил по телеграфу депешу в министерство:
«…я решил выдать сто ружей рабочей партии Совета, созданного в Уренске для помощи проведения в жизнь основ манифеста его величества, и народная милиция, в отступление от прочих партийных принципов, воспользуется оружием только для устранения беспорядков, и ни в каких иных целях…»
Дурново, никак не комментируя, положил при очередном докладе эту телеграмму на стол царя; Николай молча наложил резолюцию:
ОТКАЗЫВАЮСЬ ВЕРИТЬ ЭТОМУ НЕВЕРОЯТНОМУ И ГЛУПЕЙШЕМУ ИЗВЕСТИЮ, ЧРЕВАТОМУ ПОСЛЕДСТВИЯМИ. НИКОЛАЙ[13].
Телеграф отстукал в Уренск на имя губернатора: «На вашем всеподданнейшем доношении его величеству было благоугодно собственноручно начертать: отказываюсь верить…» Мышецкий был оскорблен:
– Двенадцать убитых и столько раненых? И мне благоугодно отказываются верить? Мое решение называют глупейшим? А где же их решения – мудрейшие? Что-то я давно их не видывал, хотя второй год сижу за этим столом – как губернатор…
Огурцов уговаривал князя успокоиться:
– Князь! Да с кем вы спорите? Плетью ведь обуха не перешибешь. Ну, роздали ружья – и ладно. Не вам же стрелять из них! А вот революция закончится, скажем: эй, вы там, верните, что брали…