— И опять-таки замечательно.
Но торжествующая улыбка не сходила с лица Уэса.
— Погоди, я еще не дошел до самого главного. Банк держит их на хранении. Угадай где? В гараже, вместе со школьными автобусами.
Перед Датчем наконец забрезжил свет.
— От которого у тебя есть ключ.
— Вер-р-р-р-но! — прогремел Уэс. Он чокнулся с Датчем бутылкой виски и отхлебнул из нее. — А еще у меня есть ключи от кабинета, в котором хранятся ключи от всех средств передвижения, приписанных к школьному округу Клири.
— А почему ты вспомнил о них только сейчас? — с подозрением спросил Датч.
— Слушай, не наседай, а? — Уэс громко рыгнул. Голос у него был обиженный. — Слишком много всего сразу случилось.
— А почему сам Кэл не посоветовал нам взять снегоходы?
— Потому что у него голова набита требухой. И потом, они стоят себе под замком, о них больше года никто не вспоминал. Наверно, он тоже забыл. Да и банк, скорее всего, не помнит, чем владеет.
— Давай не будем им напоминать, — сказал Датч. Его охватывало все нарастающее возбуждение. — Это надо держать в секрете. Если Бегли пронюхает, он нас остановит.
Уэс кивнул с важным видом.
— Сегодня же собери все, что тебе может понадобиться. У тебя есть лыжный костюм? Отлично. Давай встретимся у гаража перед рассветом. В полной экипировке. Мы начнем подъем, как только рассветет, пока Бегли не запустил свой вертолет.
— Нам придется ехать через весь город, чтобы добраться до западного склона. Вдруг нас кто-нибудь увидит или услышит? У снегоходов шумные моторы. Как мы объясним, что взяли их из гаража без разрешения банка?
— Ты что, совсем обалдел? Датч, ты же начальник полиции! — с досадой воскликнул Уэс. — Если кто-то спросит, скажешь, что ты конфисковал их, чтобы оценить ущерб, нанесённый дороге, осмотреть порванные провода, спасти чью-то кошку. Господи, откуда мне знать? Сам придумай!
Датч пожевал нижнюю губу, оценивая предложенный план с разных сторон, и не нашел в нем изъянов. Отъем и использование чужой собственности, которые Уэс изящно назвал «конфискацией», на самом деле были обычным воровством, но в общем Уэс был прав. Кто посмеет критиковать шефа полиции за действия, направленные на задержание подозреваемого?
А делать — даже что-то сомнительное, за что его потом могут наказать, — было куда лучше, чем сидеть тут, глядя как его лицо гноится, и позволять фэбээровцам его унижать.
Впервые за два дня Датч почувствовал себя хозяином положения, и, черт побери, это было прекрасное ощущение.
Он поднял свою кружку.
— Встретимся в четыре тридцать.
Глава 27
— Должно быть, это был очень неприятный разговор, — сказала Мэри-Ли брату.
— Сколько раз я должен тебе повторять…
— Пока я тебе не поверю, Уильям.
Она сварила кофе в старомодном кофейнике, который надо было подогревать на газовой плите, и теперь они пили его в гостиной, сидя в креслах, придвинутых к камину для тепла и света. Вот уже полчаса Мэри-Ли пыталась выяснить у брата, о чем шла речь в его секретном разговоре со Скоттом Хеймером. Но ей так и не удалось добиться от него внятного ответа.
— Скотта вырвало, когда он выбрался во двор. О чем таком ужасном вы говорили?
— Если бы это хоть каким-то образом касалось тебя, Скотт не попросил бы о разговоре со мной наедине. Улови наконец намек, Мэри-Ли, и перестань ко мне приставать. Ты становишься занудой.
— А ты лжец.
— Я тебе не солгал, — невозмутимо парировал Уильям.
— С какой стати Скотту просить о приватном разговоре с тобой?
— Ты хочешь сказать, почему из всех людей он меня?
— Не извращай мои слова, Уильям. Я вовсе не хотела сказать.
— Конечно, хотела. — Он взглянул на нее, прищурившись.
— На мой взгляд, знаешь, что тебя точит? Ревность.
— Ревность?
— Тебя просто убивает, что для одного из твоих учеников я оказался важнее, чем ты.
— Это просто абсурд!
С минуту Уильям пристально изучал ее, ухмыляясь и всем своим видом давая понять, что он убежден в обратном.
— Ну, причина твоего интереса на самом деле значения не имеет, потому что, как я уже не раз тебе повторял, наш разговор был частным и тебя он не касается.
— Когда одного из моих учеников рвет у меня во дворе, меня это, безусловно, касается. — Мэри-Ли помедлила, но все-таки задала вопрос, которого страшилась: — Речь шла о Миллисент?
Выражение Уильяма изменилось. Он взглянул на сестру с интересом, как будто видел впервые, и медленно проговорил: