В жизни все по-другому. Поэтому ей так нравилась эта история.
— Я был прав, — объявил судья, войдя в небольшую комнату, где был установлен широкий экран и принадлежавшая Элизе внушительная коллекция дисков.
Она взяла пульт и отключила звук.
— В чем?
Он сел рядом с ней на диван.
— Гэри Рэй Троттер ни разу не появлялся в моем зале. Сразу после ухода детективов я позвонил в офис и велел проверить записи. Тщательно. Я никогда не председательствовал на слушании по делу Гэри Рэя Троттера.
— А ты сможешь узнать, не был ли он свидетелем по Другому делу?
— Могу, но на это уйдет больше сил, чем я намерен затратить. И потом, я практически уверен, что сказал детективам правду. Я никогда раньше не видел этого человека. Да и ты говорила, что его не знаешь.
— Я так сказала, потому что это правда. Он помолчал, а потом ответил:
— Элиза, я ничего другого и не имел в виду.
— Прости. Я не думала, что это прозвучит резко.
— У тебя есть оправдание. — Он нежно ее поцеловал. Когда их губы разъединились, она спросила, не хочет ли он выпить.
— С удовольствием.
Она подошла к бару для напитков, взяла тяжелый хрустальный графин с виски и наклонила горлышко над высоким стаканом.
— Ты знакома с Робертом Савичем? Элиза чуть не уронила графин.
— Что, прости?
— Савич. Ты когда-нибудь слышала о нем?
Она внимательно смотрела, как виски наполняет бокал.
— Хм, имя вроде знакомое.
— Так и должно быть. О нем то и дело болтают в новостях. Наркобарон. Не считая прочего.
Сохраняя равнодушное выражение лица, она бросила в стакан два кубика льда, вернулась с ним к дивану и протянула его судье:
— Надеюсь, тебе понравится.
Он отпил глоток, похвалил и сказал, глядя на нее поверх стакана:
— Это из-за Савича Хэтчер так на тебя ополчился. Она взяла диванную подушку и обняла обеими руками.
— А какая связь?
— Помнишь, я рассказывал тебе, что обвинил Хэтчера в неуважении к суду и отправил в тюрьму?
— Ты говорил, судебное разбирательство оказалось незаконным и он из-за этого рассердился.
— Суд был над Савичем.
— А-а.
— Детектив Хэтчер до сих пор не может мне этого простить, — сказал Като. — А достается тебе.
Она поиграла пальцами с оборкой на подушке.
— Просто он выполняет свою работу.
— Разумеется, он обязан задавать вопросы при любом расследовании, но тебя они с напарницей с самого начала записали в подозреваемые.
— Детектив Боуэн меня терпеть не может.
— Завидует, — пренебрежительно махнул рукой судья. — Это видно невооруженным глазом, и даже младенцу ясно, почему. Но она — мелкая сошка.
— Мне так не показалось, — тихо сказала Элиза, вспоминая, с каким подозрением вчера и сегодня глядела на нее эта женщина.
— У Боуэн есть кое-какие награды, ты знаешь. Но ее кумиром остается Хэтчер. — Он захихикал так, что зазвенели кубики льда в бокале. — А он — крепкий орешек.
— Что ты имеешь в виду?
— Он умный и честный полицейский. Боуэн смотрит ему в рот. Его друзья становятся ее друзьями. К врагам это относится вдвойне.
— Като, вряд ли он считает тебя своим врагом.
— Может, я выразился слишком сильно, но он давно заимел на меня зуб и теперь срывает зло на тебе.
— Значит, у него за пазухой не только суд над Савичем?
— Я слышал о его домыслах. Он считает, я слишком снисходителен. — Он пожал плечами, словно до подобной критики ему не было никакого дела. — Обычная жалоба упертых полицейских.
— Он не похож на Грязного Гарри[10]. Он улыбнулся ее сравнению.
— Нет, конечно, он упертый, но не до такой степени. На самом деле в этом человеке много противоречивого. Однажды он давал показания по делу убийцы ребенка, и, когда описывал место преступления, тельце жертвы, у него в глазах стояли слезы. Если бы ты увидела его тогда на свидетельской трибуне, ты бы решила, что он просто тряпка. Но говорят, когда он допрашивает подозреваемого, особенно если тот лжет или водит его за нос, а Хэтчер об этом знает, он становится совершенно другим человеком и может дойти до рукоприкладства. — Он погладил ее по волосам. — Сегодня ты видела его с этой стороны, верно?
— Мне ни разу не было страшно за себя, — полушутя сказала она.
— Он бы не посмел, — так же пошутил Като. — Между прочим, ее расспросы об очередности выстрелов, твоего и этого Троттера, звучали почти как оскорбление. — Он сделал глоток и задумался. — Пожалуй, стоит позвонить его начальнику, Биллу Жерару, а может, и самому шефу полиции Тэйлору.